Глеб Бобров - Файзабад
И никаких длительных подготовок и маневров на виду у всего района. "Скрытная концентрация и внезапный удар - жуковский стиль!" - так оценил этот почерк Масловский на одном из разводов батальона. После Рохлина подобные операции уже не проводились. Его сменщик подполковник Сидоров предпочитал иную тактику ведения боевых действий - пускал пехоту в качестве приманки, подсадной утки. Чем заканчивается подобная тактика, все, кто побывал на афганской войне, прекрасно знают.
А подполковник Рохлин, по слухам, буквально через полгода после перевода в Газни вновь отличился, был поставлен на должность комполка и якобы даже получил звание Героя Советского Союза.
Как были наказаны "боевики" штаба армии, я не знаю. Уверен, что никак. Нас же, уцелевших солдат и офицеров части, наказали, и очень даже изощренно - прислали в полк нового командира, подполковника Сидорова, который, похоже, всех подчиненных считал своими персональными козами и поступал с нами в полном соответствии с собственной фамилией.
Были, правда, и поощрения. Убитых наградили посмертно: офицеров орденами Боевого Красного Знамени, солдат и сержантов - орденами Красной Звезды. Раненых тоже наградили в зависимости от тяжести ранения, но уже медалями. Всех раненых... Кроме офицеров. Ни Масловский, ни Ильин отмечены не были. Спасибо и на том: только обошли и даже не наказали!
Бывшего товарища Басира тоже не наказали, хотя и попытались еще раз. Собрали такую армию, что Ассадуло только ахнул, покрутил пальцем у виска и ... увел своих людей в Пакистан.
Правда, ненадолго, всего на две недели - как раз на время проведения армейской операции "Возмездие". За ним ушли и все жители района Бахарак. Очень веселая была операция и результативная: как же - отбили у супостата (вообще без стрельбы) семь ржавых остовов от БМП.
На этой операции я в первый раз за службу побывал вместе с Ильиным на ночной рекогносцировке. Это была его невинная слабость, и он никогда и никому не разрешал проводить ее без своего участия.
Обычно все начиналось следующим образом. Цезарь улыбался и говорил: "Ну что - пойдем, погуляем?" Потом брал несколько ребят покрепче, и часа на два, а то и на три - вперед. В тот раз была моя первая и, слава богу, последняя ходка в паре с капитаном. Марафон для двужильных! Легче застрелиться перед началом, чем угнаться за Ильиным. Принцип первый - никаких поблажек себе. Принцип второй - непосильного с людей не требовать, только то, что положено. А выполнить все то, что положено, да еще в связке с Цезарем, и есть та самая почти непосильная для солдата задача.
Ильин взлетел на скалы - как по ступенькам взбежал, пока мы выползли следом, языки на плечи повываливались.
- Фамилия?
- Такой-то...
- Отлично! Вот на эту сопочку. Смотришь в прицел, прикидываешь, - и уже к следующему: - Твоя фамилия?
- Такой-то...
- Вот на эту скалу. То же самое. Все понятно? Вперед! А вы за мной!
Только вскарабкался - упал. Какой прицел?! Какой "прикрываешь"?! Язык бы втянуть да воздуха побольше, а он уже сигналит. Что делать? Встал, побежал... И попробуй не побежать! И быстро! Отстанешь - до конца рекогносцировки не нагонишь! Это только лоси да волки на таких скоростях передвигаются!
И в полку, кстати, было то же самое. Ни разу за полтора года совместной службы я не помню случая, чтобы Ильин не пришел проверить караул. А если батальон не на операции, то из семи пять дней в неделю он в карауле. И каждую ночь капитан не спит, два-три часа ходит, посты проверяет. Но он не был тем человеком, который никому не доверяет и поэтому все делает сам.
Чужой работы Ильин никогда и ни за кого не делал. А лишь проверял, как подчиненные выполняют свои служебные обязанности. Сам он выполнял их безукоризненно. Ни одного упущения, ни одной ошибки, пусть самой незначительной, за всю службу он так и не допустил.
А как Ильин умел постоять за себя и свое решение! И как мог за него ответить!
В середине лета 1983 года был отдан приказ по воинской части: в очередной раз пристрелять и перепроверить все оптические приборы и прицелы. Ротный взял пятерых снайперов, пару гранатометчиков; мы взвалили на себя АГС, три РПГ, все "СВДшки", собрали в вещмешки прицелы от остальных АГСов, патроны, гранаты и не спеша поплелись на полигон. Капитан, естественно, был уже там. Расположились между пятой и минбатом, так же не торопясь занялись делом. Людей немного, работа рутинная - тысячу раз деланная переделанная, настроение летнее, занимаемся... Дежурный по полигону иногда поднимает мишени, иногда нет, в общем, все работают.
Начало спора я пропустил, заинтересовался на фразе: "Да ладно, капитан, так никто не стреляет!"
Поворачиваюсь. Спиной ко мне стоит Пухов, мой командир роты, а рядом главный минометчик батальона добряк капитан, которого даже солдаты иногда в глаза называли Леша, улыбаясь, что-то доказывает Ильину. Подхожу поближе. Цезарь молчит, минометчик шутя горячится:
- Ну ладно, командир! Ну, под километр из СВД без прицела, может, и он, - тыкает в меня пальцем, - попадет! Но из АГСа - извини! Ну... допустим! Кто тебя знает?! Но вот из миномета! Ну уж нет! Из-ви-ни! Я, капитан, десять лет на "самоварах" сижу, "абортов" тысячу, наверное, сделал! Отвечаю! Без прицела никто и никогда не стреляет! Никто! Даже духи!
Ротный чуть ли не в голос смеется, Ильин, как всегда, бесстрастен. Спокойным голосом, без тени сомнения:
- Пари?
Порешили следующим образом: начштаба делает по три выстрела из винтовки, гранатомета и миномета. Оптики - нет, для СВД цель - ростовая фигура на вершине холма, где-то восемьсот-восемьсот пятьдесят метров, для АГС - кабина от "Урала", это метров девятьсот, и для миномета - остов "уазика" метрах в шестистах. Для победы достаточно было сделать хотя бы одно попадание из каждого вида оружия. Приз - десять банок югославского джема из военторга. Ильин стоял молча и отсутствующим взглядом смотрел на заснеженные перевалы, а все технические вопросы решали между собой наш ротный и Леха Белов. В роли рефери выступил начполигона. Пухов спросил - согласен ли тот на такие условия. Цезарь молча кивнул.
Начал без разминки. Я уже подсуетился, прицел снял. Протягиваю. Спокойно берет винтовку, не спрашивая, пристреляна ли, становится на линию и двумя выстрелами с колена укладывает крайнюю мишень. Солдатня радостно заорала, ротный просиял, а командир минбата выдал нечто шутливое, но не очень радостное. Кабину Ильин накрыл тоже со второго раза и третий раз стрелять из гранатомета, конечно же... не стал, - пошел к минометам.
Направился почему-то не к первому, а сразу ко второму, но и тот ему чем-то не понравился, выбрал третий. Примерно выставил, походил вокруг, посмотрел, еще подкрутил, еще отошел, посмотрел, чуть-чуть подправил и, уже не вставая... положил с колена мину. Пока она по траектории набирала высоту, пока со свистом падала, Ильин встал, отряхнул штанину и повернулся к Леше. По всему его виду было ясно - стрелять он больше не намерен. И правда - мина легла настолько рядом, что многострадальный ситообразный "уазик" крякнул, подскочил, и что-то там от него в очередной раз отвалилось. (А ну-ка - два года мишенью отработать!) Солдатики взвыли от восторга. Но Белов решил напоследок немного поломаться:
