Петер Нойман - Черный марш. Воспоминания офицера СС. 1938-1945
Я бросил на него удивленный взгляд.
– Франц, никто не может желать войны! Но ведь ты понимаешь не хуже меня, что иногда война необходима.
Он остановился и серьезно посмотрел на меня.
– Значит, ты считаешь, что она неизбежна? Я тоже так думаю. Ади (то есть Адольф Гитлер. – Ред.) хочет на самом деле одного – спровоцировать Францию и Англию, чтобы иметь железный повод для ведения войны. Но несомненно и другое: народ хочет мира и…
– О чем ты? – перебил его я, глядя на приятеля сверху вниз.
Франц сантиметров на пять меньше меня ростом, около ста семидесяти пяти сантиметров, против моих ста восьмидесяти. Казалось, он избегал моего взгляда.
Я пожал плечами.
– Могут подумать, что ты боишься, Франц! М-да… немного… удивительно, с учетом того, что ты гефол (гефольгшафтфюрер. – Ред.) в гитлерюгенде.
Мы двинулись дальше.
– По-моему, – продолжил я, – фюрер прекрасно понимает то, что делает. Кроме того, народ… – Я сделал неопределенный жест рукой. – Что такое народ? Это он, они, масса, но больше не «мы», Франц! Мы больше не являемся частью народа. Что может значить мнение других людей для нас! Их страхи или ложь.
В его глазах я заметил нечто похожее на удивление или недоверие. Он вымученно улыбнулся. Впрочем, это была забавная улыбка.
– Странный ты парень, Петер. В принципе, возможно, ты и прав. Я всегда стараюсь все анализировать, чтобы понять. – Немного подумав, он добавил: – Возможно также, что реальность в тысячу раз более неистова, более захватывающа, чем предполагаешь. Или ожидаешь.
Я схватил его за руку.
– Послушай, Франц. Даже если жизнь заполнена битвами и болью, а также бесконечной борьбой за идеал, это, по-моему, все же предпочтительнее скучного, убогого существования без всякой опасности.
Мы дошли до угла Бреннерштрассе и Ферндплац. У светофора мы снова остановились.
– Мне, во всяком случае, представляется именно так, Франц, – продолжил я, – Ницше первым учил нас тому, что человек очищается борьбой за идеал, которой следует отдать все силы и, если необходимо, жизнь.
Светфор переключился, и мы пересекли улицу.
– Бывало, мне не приходило в голову отделять себя от большинства людей, – говорил я далее. – Полагал, что борьба за идеалы – пустая болтовня. С тех пор я изменил свое мнение.
Франц криво усмехнулся:
– Из тебя выйдет великий адвокат, Петер! – После минутного молчания он добавил: – Я же просто болтаю. У меня меньше веры и уверенности в будущем, чем у тебя. – Он протянул мне руку. – Хорошо, что ты рядом, держишь меня в форме.
Я похлопал его по спине и сказал:
– Выкинь дурь из головы. Надеюсь, это не испортило твой аппетит.
Он дружески помахал рукой и направился на Перлебергштрассе.
Я тоже пошел домой.
После полудня у меня не было лекций. Когда Клаус в пять часов вернулся домой из школы, он стал приставать ко мне с просьбами помочь ему сделать домашнее задание.
Просматривая его учебники, я вновь заметил, как отличаются они от тех, по которым я занимался несколько лет назад. Перемены стали особенно заметными после того, как Штрайхер занял пост главы Института политологии в Берлинском университете.
Вот математическая задачка, выбранная навскидку:
«Самолет «Штука» (пикирующий бомбардировщик «Юнкерс-87». – Ред.) при взлете имеет бомбовую нагрузку в 120 бомб по 10 килограммов каждая. Самолет летит на Варшаву, центр международного еврейства, бомбить город. При взлете со всеми бомбами на борту и топливными баками, заполненными 1500 литрами горючего, самолет весит около 8 тонн. По возвращении из рейда в нем остается 230 литров горючего. Каков вес самолета без полезной нагрузки?»
А вот другая задачка, которую мне пришлось решать для Клауса:
«Несправедливый Версальский договор, навязанный французами и англичанами, позволил международной плутократии присвоить германские колонии. Франция захватила часть Того. С учетом того, что немецкая часть Того, временно оккупированная французскими империалистами, составляет 57 тысяч квадратных километров с населением в 800 тысяч человек, определите количество жизненного пространства на одного жителя».
Я просмотрел, кроме того, несколько глав из его учебника по истории Европы (Geschichte als national politische Erziehung («История для национального политического образования») профессора Дитриха. Книга написана для молодежи и распределена по школам в 1937 году). Этот учебник постулирует:
«Французская революция имела своей главной целью истребление французских аристократов арийской крови. Ее развязали еврейско-средиземноморские элементы для захвата власти и порабощения народа. После подавления восстания в Вандее французы нордического происхождения, преследуемые из-за чистоты своей крови, бежали в Германию…
Затем радикальные левые силы завладели властью и установили режим террора, продолжавшийся несколько лет. Любой человек, который не поддерживал их дело, беспощадно гильотинировался…
Вслед за этим французский империалистический милитаризм выдвинул диктатором офицера итальянского происхождения Наполеона Бонапарта, который принял французское имя и стал Наполеоном Первым.
Наполеон являлся диктатором-варваром, одержимым одной целью: порабощением Европы, и прежде всего уничтожением Пруссии».
Особый интерес вызывает пассаж, посвященный войне 1914–1918 годов:
«В 1914 году Германия, ставшая промышленной державой первой величины, представляла смертельную угрозу международному еврейскому капитализму. Заводы Рура работали на полную мощь. Экономика процветала. Немцы, самый свободный народ мира, достигли высочайшего уровня жизни в Европе. Страна была самодостаточной и не нуждалась в иностранных товарах или сырье.
Все это явно вызывало зависть жадных плутократов Англии, Франции и Америки. Поскольку каждая из этих держав в одиночку была слишком слаба для открытой и честной борьбы, они решили объединиться, чтобы завоевать нас. Рейх, который нуждался в то время в таком лидере, как Адольф Гитлер, не смог противостоять засилью в нашем правительстве определенных предательских элементов. Германию предали.
Еврей Эрцбергер подписал позорное мирное соглашение, которое связало нас по рукам и ногам.
Через два с лишним года (в августе 1921 г. – Ред.) он заплатил за это грязное предательство жизнью в Шварцвальде. Патриоты казнили его.
Затем французы попытались уморить голодом население Рура и в нарушение соглашений, ими же подписанных, вновь оккупировали правый берег немецкого Рейна. Но героические шахтеры из Дортмунда, Эссена и Дуйсбурга показали французам, что они готовы пойти на смерть ради обеспечения жизнеспособности Германии.
