Владимир Успенский - Зоя Космодемьянская
И вдруг — сигнал тревоги! В воздухе — четыре «юнкерса». Появление вражеских бомбардировщиков здесь, далеко от линии фронта, оказалось совершенно неожиданным. Американцы даже не замаскировали свои машины. Экипажи бросились в укрытия. И пулеметчики, коим надлежало отбивать вражескую атаку, поспешили следом. «Юнкерсы» могли целиться спокойно, без помех.
Запылали три огромные «крепости». А фашисты начали новый заход. Со снижением, чтобы бить точнее. И тут Лидов не выдержал, кинулся к крупнокалиберному пулемету. Рядом — верный друг Струнников. И Александр Кузнецов — военный корреспондент «Известий».
Длинной очередью ударил Лидов по головной машине. «Юнкере» задымил, клюнул носом и огненным факелом понесся на аэродром. Упал он неподалеку от пулемета. И грянул сильный взрыв.
Другие «Юнкерсы» повернули на запад, поспешно освобождаясь от оставшихся бомб. Из блиндажей выскочили американцы, подбежали к разбитому пулемету. Все три журналиста, отразившие вражеский налет, были мертвы… На могиле, в которой схоронили Лидова, Струнникова и Кузнецова, американские летчики установили пропеллер «летающей крепости».
Да, Петр Александрович Лидов создал бы очень интересную книгу о Зое Космодемьянской, но он навечно остался на той войне, где осталась и Зоя. А продолжить поиски, подробно рассказать о героине довелось другим.
Автор этой книги многие годы собирал материал о Зое и ее боевых друзьях, изучал документы, сопоставлял факты, разыскивал свидетелей минувших событий. И, разумеется, в той или иной форме использовал то, что было опубликовано ранее: от очерков П. А. Лидова до воспоминаний Л. Т. Космодемьянской.
ХОРОШО БЫТЬ МОЛОДЫМ!
Когда-то в этих местах на Тамбовщине шумели обширные лиственные леса. Их давно уж свели под пашню. Раскинулись там поля, изрезанные оврагами, с редкими березками да ясенями в низинах. Возле домов — старые ветлы, кусты сирени. Плотно заселились благодатные эти края. Память о дремучих лесах сохранили лишь некоторые названия. В том числе — Осиновые Гаи, большое село, насчитывавшее после революции около пяти тысяч жителей. А 13 сентября 1923 года население здесь увеличилось еще на одного человека. Родилась девочка. Темноволосая, с прозрачными синими глазами. Назвали ее Зоей.
Было бы неверно сказать, что событие это осталось в селе незамеченным. Наоборот. Отец и мать девочки, ее дед и бабка были хорошо известны жителям Осиновых Гаев, пользовались уважением, привлекали к себе особое внимание. Кто мог не знать волостного писаря, от которого многое зависело в жизни крестьян?! Тем более, если это человек начитанный, бойкий, заядлый спорщик, к тому же хорош собой, отец шестерых детей, да еще и женатый на одной из первейших в селе красавиц, строгой неулыбчивой Марфе Михайловне. Таков был дед Зои — Тимофей Семенович Чуриков.
Наследникам своим волостной писарь старался дать то, в чем самого обделила судьба, — образование. Дочь Любу отвез в город Кирсанов, определил в женскую гимназию. Окончив там полный курс, Любовь Тимофеевна вернулась в Осиновые Гаи, начала работать учительницей. И получалось это у нее хорошо.
Вскоре после Октября в селе вместо двух создалось два десятка начальных школ. Преподавателей, разумеется, не хватало, брались за это дело люди, сами едва освоившие грамоту. Крестьяне-то понимали, что к чему, из какого источника лучше черпать: каждый старался, чтобы его ребятишки попали в ученье к Любови Тимофеевне, а еще лучше к ее ровеснику и дружку с детства, за которого она вышла замуж, — к Анатолию Петровичу Космодемьянскому. Они двое — наиболее образованные в сельской округе. Даже самые рьяные борцы с церковью, которых коробила «религиозная» фамилия Анатолия Петровича, не могли не ценить его ум и способности.
Космодемьянский выделялся не только широкими познаниями, по и твердым характером, казался старше своих лет. Успел прослужить в Красной Армии во время гражданской войны. Заведовал библиотекой, избой-читальней, ставшей центром просвещения в родном селе. Он мог смеяться искренне, весело, заразительно, однако чаще всего был суховат, сдержан, немногословен. Создал драматический кружок и руководил им. В пьесе А. Островского «Бедность не порок» замечательно исполнял роль Любима Торцова, задавая тон всем «артистам», в том числе и жене Любе, игравшей Любовь Гордеевну.
Вот что писала она впоследствии о своем муже: «Анатолий Петрович умел справиться с любым делом. Это признавали все. Старший сын в семье, рано потерявший отца, он сам пахал, сеял, убирал хлеб… Односельчане очень любили и уважали Анатолия Петровича, доверяли ему, советовались с ним по семейным и иным делам, а уж если надо было выбрать надежного человека в ревизионную комиссию — проверить работу кооперации или кредитного товарищества, неизменно говорили: «Анатолия Петровича! Его не проведешь, он во всем разберется!»
Еще одно привлекало к нему людей: он был на редкость правдив и прямодушен. Если кто-нибудь приходил к нему за советом и он видел, что человек этот не прав, не задумываясь, говорил:
— Неправильно ты поступил, я на твою сторону не стану.
— Анатолий Петрович никогда душой не покривит, — нередко слышала я от самых разных людей».
Зоя с раннего возраста была очень привязана к отцу, старалась находиться рядом с ним, даже когда был занят, не мог разговаривать с ней. Много общего угадывалось между ними. Серьезность, развитое чувство ответственности.
А как ему было не развиться, этому чувству, если Зое, когда ей еще не исполнилось и двух лет, начали повторять: «Ты старшая. Ты большая. Ты должна присматривать за малышом». А так называемый «малыш» Шура родился богатырем, был криклив, требователен, капризен. Ростом он скоро догнал и перегнал сестру, но она оставалась для него не только товарищем по играм и развлечениям, но и незыблемым авторитетом. Если Зоя что-то сказала, лучше не противоречить. Такой характер: все равно добьется своего. Возражать бесполезно. Коренастый, крепкий Шура вздыхал, но подчинялся своей худенькой, хрупкой и непреклонной сестре.
От раннего детства, прошедшего в Осиновых Гаях, остались у Зои лишь отрывочные, несвязные воспоминания. Вернее даже — ощущения. Вот она и отец едут на возу с сеном. От пряного запаха увядших цветов чуть кружится голова. Воз высокий, и когда он покачивается, Зое немножко страшно — как бы не упасть. Она тесней прижимается к отцу.
Гибкой лентой тянется среди зеленых полей дорога. Такой простор — глазам не охватить! И ведь это лишь то, что видно своза! А дальше, за горизонтом, там как? Есть ли у нее конец, у этой красивой родной земли?!
