Лемми Килмистер - Автобиография Лемми Килмистера
Тогда, чтобы купить пластинку, надо было заказывать её, и ждать месяц, пока она придёт. Самый первый купленный мной сингл, на 78 оборотов, был Томми Стил (Tommy Steele), британский ответ на Элвиса Пресли, затем — «Peggy Sue», Бадди Холли (Buddy Holly). Мой первый альбом был The Buddy Holly Story, который появился у меня уже после того, как Бадди Холли погиб. Я видел его выступление в New Brighton Tower. Заметьте, это говорит о вашем возрасте, — я видел Бадди Холли живого! Так что, должен сказать, чистота моего стиля безупречна!
Это было задолго до того, как я купил свою первую пластинку Элвиса Пресли — насколько я помню, «Don’t Be Cruel». Он выглядел великолепно, он действительно был неподражаем, но я думал, что он был менее значителен, чем Бадди Холли и Литтл Ричард (Little Richard). Проблема была в том, что у него были действительно неважные Б-стороны синглов. Видите ли, альбомы в те дни отличались от нынешних: альбом мог быть сборником последних шести сингловых хитов и их Б-сторон. Так что половина альбомов Элвиса была ерундой. Он начал выпускать хорошие Б-стороны только с «I Beg of You». Насколько я мог слышать, Бадди Холли никогда не делал проходных вещей. Эдди Кокран (Eddie Cochran) тоже был моим идолом. Он работал в студии в Голливуде и если кто-то заканчивал запись на час раньше, он не терял времени даром и быстро записывался сам. Обычно он записывал только свой собственный материал. Он первым начал делать это — очень находчивый парень. Я, насколько помню, видел его во время второй половины его турне по Великобритании, после чего он погиб в аварии под Бристолем. И я помню, насколько был этим подавлен. Это было большой трагедией для рок-н-ролла. Он и Холли, именно они вдохновили меня взять в руки гитару.
Я решил научиться играть на гитаре только отчасти из-за музыки — девчонки, по крайней мере на шестьдесят процентов, были причиной того, почему я захотел играть. В конце учебного года я вдруг обнаружил, что гитара притягивает девчонок, словно магнит. Мы бездельничали в классе через неделю после сдачи экзаменов, и один малый притащил этот инструмент. Играть он не умел, но немедленно был окружен девушками. Я подумал, «Ага, вот оно что!» У нас дома на стене висела старая гавайская гитара — мама немного играла, когда была ребёнком, а ее брат играл на банджо. Гавайская гитара была очень популярна незадолго до того: у неё были полированные металлические части, плоский гриф и высокие лады. Она была украшена перламутровой инкрустацией и выглядела просто шикарно. На моё счастье очень немногие в 1957 имели дома гитару.
Так что я приволок этот дьявольский предмет в класс. Я тоже не умел играть, но немедленно оказался в женском окружении. Это сработало мгновенно! Это была единственная вещь в моей жизни, которая сработала так быстро. С тех пор путь мой был предначертан. В итоге, поскольку девочки ждали этого от меня, я стал самостоятельно учиться играть, что было довольно мучительно на гавайской гитаре с её высоко поднятыми струнами.
Когда мне было пятнадцать, мы с классом ездили в Париж, и я выучил «Rock Around the Clock». Однажды ночью я играл эту песню в течение трех часов, несмотря на то, что накануне сильно порезал указательный палец своим вдруг забарахлившим выкидным ножом. Я истекал кровью, играя на гитаре, и девочки посчитали, что это круче некуда. Знаете, в племени Сиу были воины, выходящие один на один с медведем и убивающие его голыми руками. Видимо, я был не менее крут!
Дома мои мать и отчим знали совершенно точно, на что я способен. Это было вполне очевидно — они постоянно видели вереницы моих подружек. Гараж был преобразован в жилую комнату, где, собственно, я жил и принимал девочек. Мой отчим имел обыкновение входить и заставать нас в самый интересный момент. Он ловил меня так часто, что это становилось глупо; думаю, он просто подглядывал.
— Тебе известно, что ты на девке? — кричал он.
— Да, я на этой чёртовой девке! — отвечал я. — Так как ты, говоришь, это делаешь?
Вскоре после той парижской поездки меня выгнали из школы. С двумя из моих друзей мы решили сбежать на денёк с уроков и отправились на поезде на другую сторону острова, а вечером возвратились на автобусе домой. Но поскольку всё не может быть слишком удачно, несколько ублюдков из другого класса видели нас на платформе. А стукач всегда найдётся, не так ли? Так что я оказался перед директором школы. Этот бездельник был настоящим идиотом. Думаю, что он стал директором школы, потому что был слишком стар для судьи. В течение двух гребаных недель он каждый день на переменах и в обед имел меня в своём кабинете, пытаясь сломать.
— Вы были замечены двумя заслуживающими доверия мальчиками при отправлении поезда, — сказал он мне.
— Это был не я, сэр, — отбрыкивался я. — Меня там никогда не было.
Именно тогда я учился лгать. Обратная сторона дисциплины учит лгать, потому что если не соврёшь, то тебе не поздоровится. Так или иначе, если наполовину сократить эту длинную историю, он собрался подвергнуть меня палочным ударам по рукам. Пара ударов по каждой руке. Напомню, это было как раз после того несчастного случая с выкидным ножом в Париже. Требовалось время для заживления раны. Чтобы вы знали, кровь из этой раны при каждом ударе сердца толчками била через всю комнату! Я пинту, должно быть, потерял тогда. Поэтому я сказал директору школы, что недавно чуть не лишился пальца из-за травмы.
Но нет, это не произвело на него никакого впечатления. Он с безразличным видом положил мою руку на стол, и — раз! — кровь опять хлынула во все стороны. И, как будто ничего не случилось, он сказал: «Поднимите другую руку».
«Ну ты ублюдок!», подумал я. Когда трость снова опустилась на мою руку, я выхватил её и ударил ей его по голове.
— Я полагаю, вы понимаете; мы больше не нуждаемся в вашем присутствии здесь, — разъярился он.
— Я и сам не вернусь, — сказал я ему, и с этими словами вышел за дверь.
Он сдержал слово; я был отчислен, и они больше не вспоминали обо мне. Всё равно, оставалось всего полгода до окончания школы. Я ничего не сказал моим родителям: как обычно, утром я уходил в школу, а вечером возвращался домой. Только школа эта была школой верховой езды, и я занимался там на берегу с лошадьми, и в конечном счете дождался нескольких вакансий. Одно занятие было — красить дома с этим лихим парнишей, мистером Браунсуордом (вот фамилия для гомосека, просто совершенная[5]!) Ничего, он все равно никогда не обращал на меня внимания. Он положил глаз на моего друга-красавца, Колина Первиса, чему я и был очень рад. Я его постоянно подставлял: «Колин будет красить здесь и здесь, мистер Браунсуорд. А я пойду наверх, хорошо?». «Скотина!» — бормотал Колин про себя.
