Юлия Барановская - Все к лучшему
«Что происходит? Ты что орешь? Что-то случилось?» – спросила я. Андрей прекрасно знает, что я не люблю, когда унижают или кричат на персонал. Потом я увидела, что он сидит и почти бессознательно запихивает в себя еду – заедает какое-то внутреннее смятение. Так уже было однажды, очень давно, в самом начале наших отношений, когда мы чуть не расстались.
И вот вторая истерика за короткий срок.
Нам было не свойственно быть долго в ссоре, а тут мы почти три дня не говорили. Я не выдержала и написала сообщение. Наболевшее, искреннее: что мне очень тяжело дается этот разрыв, какая-то непонятная дурацкая ссора. В ответ пришло: «Неважно, где я нахожусь, в какой стране, физически я рядом или я очень далеко уехал, или приехал. Сердца, которые когда-то забились в унисон, разлучить невозможно». Наверное, любая женщина, получив такое сообщение, сошла бы с ума от радости. Я внутренне напряглась. Это было несвойственное Андрею поведение, он был скуп на романтику, а последнее время начал меня вдруг баловать ею. До того, забив гол за «Зенит», он подбежал к камере и показал сердечко. Мы с сестрой смотрели матч в ресторане, и я настолько не поверила увиденному, что даже переспросила ее – не показалось ли мне. После матча пришло смс: «Это для тебя». Я ответила: «Я тебя тоже люблю». Как выяснилось позже, то же самое он сказал и другой – той, что смотрела матч в Питере на трибуне…
И вот еще один маячок, еще одно несвойственное ему поведение – я испугалась, почувствовав неладное. А уже на следующий день стало понятно, что происходит.
Утром мне прислали сообщение, что Андрей Аршавин снял для жены кинотеатр. Это было уже не в первый раз. Чуть ранее оказалось, что он ходил со мной в Эрмитаж. Мои друзья даже поинтересовались, какая погода в Питере. Я удивилась и поинтересовалась у мужа, с чего он со мной гуляет по музею. Андрей сказал, что был со всей командой «Зенита» и с ними была секретарша клуба. Я отшутилась, что, видимо, она очень вольно себя вела, раз ее приняли за жену. Тут снова. В этот раз я начала без шуток выяснять, что происходит, мы говорили два часа, и, видимо, я и правда его прижала какими-то фактами, потому что он выпалил, что был там с другой и уходит от нас. Я не поняла.
– Куда ты уходишь?
– Я ухожу, заберу свои вещи и уеду. У меня другая.
Мне казалось, что он бредит. Особенно когда он меня же обвинил в том, что я все это выяснила. «То есть я должна была узнать про какую-то женщину, с которой ты проводишь время, и промолчать? Это точно не моя история, Андрей. Ты же меня знаешь. Я не буду такое терпеть», – устало произнесла я.
Могла ли я тогда, еще в начале всей этой истории простить его? Могла. Могла даже позже. Видимо, та женщина, которая не может простить, не чувствует раскаяния в мужчине, который просит прощения. Я никогда не ждала, чтобы он приполз, умолял о чем-то. Нет. Надо было просто взять ответственность за себя и свои поступки. Вот чего я ждала. До какой поры дети ломают игрушки? Пока ты не дашь им отвертку, молоток в руки и не скажешь: «Чини». Мама Андрея, когда он в школе рвал классные журналы, не заставляла его отвечать за свои действия, жалела и переводила в другое место. Из-за этого мы и получили взрослого мужчину, который не умеет нести ответственность за свои поступки. Она рассказывает эту историю во всех интервью и гордится ею. Мне же эта похвальба всегда казалась странной. Я учу своих детей ответственности, ее же я ждала от своего мужа. Или, по крайней мере, спокойного разговора. Вместо этого я попала в ад.
В четверг Андрей сказал, что уходит от меня. В пятницу я узнала, что у моей мамы рак. Я не могла поверить, что это происходит со мной, что самые важные для меня люди уходят и выхода из этой ситуации нет. Я не знала, как справиться и что сделать. Удар за ударом – все страшнее и страшнее. Я перестала спать, есть, пить. Не находила себе места. Не могла спокойно сидеть или стоять. У меня был только один выход – лететь в Питер, чтобы самой понять, что происходит. Приняв решение, я моментально собралась, купила билет и поехала в аэропорт.
Как выяснилось буквально через пару дней, диагноз ей поставила мой врач Любовь Ивановна. И первым делом она же позвонила Андрею, предупредив его и сказав, что мне, беременной, без предварительной подготовки этого говорить пока не надо. У человека даже после таких новостей не дрогнуло сердце, и он, зная обо всем, бросил меня по телефону после десяти лет жизни, беременную, понимая, что скоро я узнаю о болезни мамы…
Конечно, в том состоянии, в каком я была – я переоценила свои силы. В самолете у меня случился приступ. У меня было состояние животного ужаса – такого, что я стала прорываться в кабину пилота, чтобы он посадил самолет. Меня остановил знакомый ресторатор, у которого мы часто бывали в Питере.
– Юля, привет! Давно не виделись. Как дела?
От звука его голоса и прикосновения, я пришла в себя.
– Спасибо, у меня все хорошо, – прошептала я, по-моему, уже синими губами.
Добравшись кое-как до дома, я позвонила Андрею, попросила встретиться со мной. Я летела, чтобы понять, что же все-таки происходит, но разговора не получилось. Андрей пришел домой с другом, которого я не переношу на дух – Сашей по прозвищу Коробей. Есть такие люди, которые, находясь рядом, открывают в нас лучшее. А есть те, с которыми подогревается самое плохое. Этот друг – из вторых. И именно с ним Андрей пришел в наш дом. Я открыла дверь, попыталась начать разговор, но Андрей практически сразу с порога принялся бешено орать. Я сидела в спальне на кровати и плакала, он же почти визжал, стоя напротив. И все это при постороннем человеке, к которому я не чувствовала ни теплоты, ни доверия.
Андрея таким я не видела никогда. Честно говоря, шок был настолько велик, что, не веря в колдовство, глядя на него, я невольно спросила: «Тебя приворожили? Что с тобой происходит?»
Неделю назад он спал со мной в этой кровати, а теперь я смотрела, как он кидается от меня в другой угол и орет: «Не подходи ко мне!». Я не знала, что еще можно подумать. «Не смей приближаться! Не смей!» – Андрей доходил до каких-то неимоверных децибел в своей истерике. Наверно, ни одна беременная женщина в истории человечества еще не вызывала во взрослом мужике такого чувства опасности. Не знаю, может быть, если бы я подошла к нему ближе, он бы не выдержал, и таким ужасным образом решил довести до конца принятое решение уйти из семьи? Он орал минут 40, я сидела и плакала, Коробей, как верный пес, ждал в другой комнате. Прооравшись, Андрей ушел, а я осталась одна. Разговора не получилось. Мне на следующий день надо было ехать к маме.
