«Крот» в генеральских лампасах - Чиков Владимир
— Но меня поражает другое, более компрометирующее его обстоятельство, — продолжал Мэнли. — По данным наружного наблюдения в период первой командировки Поляков вел себя не очень осторожно. Он был неразборчив в связях с женщинами, часто посещал магазины и покупал в них фототехнику, шубы, золотые кольца, магнитофоны, кожаные пальто и другие товары. Причем по несколько штук. Связи заводил в основном с продавцами.
Возможно, я и заблуждаюсь, новее это никак не вяжется с обликом советского разведчика.
— Так кто же он? — дернулся всем телом начальник отдела Нолан. — Военный разведчик или военный спекулянт? И что он хочет поиметь от встречи с генерал-лейтенантом О’Нейли?
Мэнли пожал плечами.
— Не знаю. Возможно, хочет достичь каких-то своих личных целей.
— А генерал О’Нейли уже знает о телефонном звонке советского полковника? Если знает, то как он отнесся к его просьбе? — спросил опять Джон Мори.
— Вчера вечером я имел разговор по закрытой связи с мистером О’Нейли, — ответил Нолан. — Он сказал, что встречаться ему с русским при любых обстоятельствах надо, потому что Поляков — его коллега по работе в Военно-штабном комитете и поэтому было бы не совсем правильно и неэтично отказывать ему во встрече. Я согласился с генералом и попросил немного подождать с назначением дня встречи. Когда и где она должна состояться, мистер О’Нейли просил меня сообщить ему через два дня…
— А генерал не возмутился, что вы вмешались в решение этого вопроса? — прервал его Джон Мори.
Заметив улыбку на лице коллеги, Джеймс Нолан, помолчав секунду-другую, сказал:
— Нет, не возмутился. И скорее всего, потому, что я прямо заявил ему о большой нашей заинтересованности в проведении встречи и о том, что мы готовы принять в ней участие. К тому времени у меня родилась идея взять на контакт мистера Полякова. Эта мысль укрепилась во мне после сообщения характеризующих данных на него по предыдущей командировке в Нью-Йорк. Мы ничего не потеряем, если он даже откажется от контакта с нами. Зато мы можем, чем черт не шутит, приобрести хорошего источника в советском представительстве ООН. Если, конечно, сумеем склонить его на свою сторону. Это надо сделать на материальной основе, поскольку русские очень любят американские доллары. На своем веку я немало видел русских типов, которые за доллары соглашались забыть свои коммунистические идеалы и готовы были работать на своего заклятого идеологического врага. Я имею в виду США. Да и вообще я не высокого мнения о моральном облике этих русских. Считаю, что любого из них можно завербовать на материальной основе. Все дело только в размерах денежного вознаграждения…
Подумав немного, Нолан добавил:
— Между прочим, мы можем завербовать Полякова и по имеющемуся у нас компромату прошлых лет. Было бы лучше, конечно, — начальник отдела ФБР перевел взгляд на Мэнли, — если бы мы располагали новыми компрометирующими материалами по второй его командировке. Поэтому я прошу тебя, Дэвид, поинтересоваться — не появилось ли в отношении русского полковника каких-то свежих фактов его неправильного поведения. Если их нет, то попроси от моего имени поработать за ним более плотно. И пусть попытаются создать ситуации, понуждающие его на совершение противоправных действий, которые можно было бы задокументировать. А теперь давайте определимся, когда и где должна состояться встреча с русским полковником. И кто в ней должен участвовать. И еще: кто должен взять на себя разработку Полякова? — Нолан вопросительно посмотрел на Мэнли, потом — на Мори, ожидая от них конкретных предложений. Первым откликнулся Дэвид:
— Я полагаю, что встречу с русским желательно провести через пару недель. Этим самым мы дадим возможность более плотно поработать «наружке» за интересующим нас объектом. А организовать встречу надо в офисе генерала О’Нейли. Например, под видом проведения приема по какому-нибудь надуманному случаю. Для этого надо официально направить приглашения не только мистеру Полякову с супругой, но и кому-нибудь еще из офицеров советского представительства. И тоже с супругой. Это для того, чтобы советская контрразведка при советском посольстве не заподозрила в чем-то Полякова при посещении им офиса американской миссии. И последнее: разработку его должен начать и довести до прямой вербовки Джон Мори. Он, как участник многих контрразведывательных операций против Советского Союза, лучше, чем кто-либо другой, знает русских, их характер и психологию — вот ему и карты в руки.
Седовласый Джон Мори, по общему признанию своих коллег, в том числе и директора ФБР Эдгара Гувера, был опытным контрразведчиком и поэтому, естественно, больше чем кто-либо, подходил для вербовочной разработки полковника Полякова.
Посмотрев на Мори, Нолан спросил:
— Вы принимаете такое предложение?
Мори улыбнулся и сказал:
— Мне кажется, что вы и без моего ответа все уже решили.
— О’кей, мистер Мори. Я согласен и с другим предложением Дэвида о назначении встречи на 16 ноября. Организацию ее проведения поручаю тебе, Дэвид. Таким образом, русский полковник будет две недели находиться в полном неведении, то есть без ответа на свою просьбу о встрече с генералом О’Нейли. Посмотрим, как он поведет себя во время ожидания этой встречи. А вы оба за это время проверьте его по всем учетам ЦРУ, ФБР, МИ-пять и МИ-шесть. Надо нам узнать о нем все, всю его подноготную!
— Но в душу-то мы, конечно, не залезем… Вы же сами не раз говорили, что русская душа всегда была загадочной.
— Да, это так, — согласился Нолан. — Вот вы и помогите ему раскрыть свою душу, задействуйте для этого весь комплекс проверочных мер. Необходимое информационное обеспечение получите завтра в аналитической службе. И еще раз напоминаю, «наружка» должна до вашей встречи с ним поработать как можно плотнее. Нам очень нужен свежий компромат на него.
Среда, 8 ноября, Нью-Йорк
Полковник Поляков был вне себя оттого, что прошло почти полторы недели, а его просьба осталась без удовлетворения. «Во всем, черт побери, виноват сам: надо было не связываться с Фейхи, а напрямую звонить генералу О’Нейли и просить его о встрече. Теперь вот жди, когда придет ответ от него».
Спокойно работать Поляков уже не мог, ему был нужен кто-то, кому бы он мог довериться, кто сумел бы успокоить его. «Наверное, надо было бы рассказать жене о том, что якобы во имя личной мести ГРУ решил установить контакт с ФБР, — продолжал он размышлять наедине с собой. Потом засомневался: — А что толку, если бы она и узнала? Она, конечно, выслушала бы меня, но не смогла бы ничем помочь. Да и небезопасно это все: Нина может случайно проговориться.» И тут он впервые ужаснулся, поняв, что зашел слишком далеко в своих намерениях. «Может, пока не поздно позвонить Фейхи и отказаться от встречи с главой американской миссии?» Прислушался к своему сердцу, но оно не ответило. Подошел к окну и отворил его половинку. На улице было темно, шел уже восьмой час, пора бы и домой пойти, но его не покидало ощущение, будто он забыл что-то сделать. Вернувшись к столу, взглянул на телефон и тут решил, что надо позвонить в американскую миссию.
На его звонок ответил опять Фейхи:
— О, я рад, мистер Поляков, что вы позвонили!
В ответ Фейхи услышал раздраженный голос:
— Меня удивляет, что вы, очевидно, забыли о моей просьбе! И если это так, то, может быть, не надо беспокоить генерала О’Нейли?
— Да нет! Вопрос уже решен. Вчера, 7 ноября… Я, кстати, поздравляю вас с сорок четвертой годовщиной Октябрьской революции! Так вот вчера мы направили вам и еще одному вашему коллеге из советского представительства официальные приглашения на прием, который состоится в нашей резиденции 16 ноября.
Что говорил дальше американский полковник, Поляков уже не слушал и, поблагодарив Фейхи, положил трубку.
На другой и в последующие дни Поляков обнаружил за собой активную, чуть ли не лобовую слежку, настолько наглую, что ему даже слышны были радиопереговоры сотрудников ФБР. Опасаясь, что своими неумелыми действиями и разговорами в эфире они раскроют его перед «наружкой» советской внешней разведки, Поляков засомневался: стоит ли идти на установление контакта с американцами. Его колебания усиливались еще и неотступными, черными, как стая галок, мыслями о том, что фэбээровцы на первых же встречах постараются выпотрошить из него ценную информацию, а потом откажутся от продолжения контакта. «Можно было бы, конечно, и попросить политическое убежище, — подумал он, — но я не могу один решать судьбу своей семьи — жены и детей. Кроме того, в Советском Союзе остались родители и родственники, которые не знают и не должны знать о моих намерениях». Именно это и побуждало его идти не на измену в форме невозвращения на родину, а только на скрытые контакты с американцами.
