Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы - Врублевская Галина Владимировна

И все же неприветливый начальник оказался отомщен за небрежение, выказанное мне в день первого появления в его кабинете. Парни-однокурсники, все трое, вскоре сбежали из ЦНИИ, ведь платили научным сотрудникам без степени очень мало. Причем, все исхитрились улизнуть прежде окончания обязательной трехлетней отработки. Один инженер завербовался в милицию, в оперативники, другой специалист переметнулся в обком комсомола, третьего парня знакомые устроили звукооператором на телестудию. Этот последний впоследствии рассказывал, что там платят еще меньше, зато режим не в пример свободнее, и можно подработать на стороне.

Забегая вперед, скажу, что после нескольких «технологических» перерывов, я-таки стала приличным специалистом. В образовательном багаже имелось два диплома: инженера-акустика и математика, и опыт работы пришел своим чередом.

Но в том первый день все представлялось немного пугающим и непонятным. После беседы с «Андроповым» каждый из нас был отправлен к своему наставнику, для прохождения практики и написания дипломного проекта.

У меня подрагивали коленки и сердце выскакивало из груди, когда я остановилась на мгновение перед безукоризненно белой дверью, куда мне следовало войти уже одной. Борясь с вдруг напавшей робостью, я с преувеличенной решимостью распахнула дверь и перешагнула порог очередного кабинета.

Здесь сидели двое сотрудников. За столом у окна младший начальник, внешне смахивающий на эстрадного сатирика Жванецкого – плотный и приземистый, и напротив его, за соседним столом, парень с несвежим отечным лицом, назначенный моим дипломным руководителем. Упитанный «Жванецкий» вежливо привстал, поздравил меня с началом трудовой деятельности, объявил, что на время преддипломной практики, с которой и начиналось наше знакомство с ЦНИИ, и до защиты диплома студенты зачисляются на оплачиваемые должности лаборантов. В системе подготовки научных кадров все было продумано до мелочей, схема идеальная. Сбои начинались позже, когда на схемы накладывался пресловутый человеческий фактор.

«Жванецкий» проговорил со мной несколько минут «за жизнь» и передал с рук на руки хмуро молчащему за своим столом одутловатому парню. Тот попытался увильнуть от навязанной ему обузы, от наставничества, ссылался на занятость, но не смог отбояриться. Так моим непосредственным руководителем оказался старший научный сотрудник Вадим Симаков.

Вадим отвел меня в соседнюю комнату, посадил к измерительному тракту – несколько соединенных кабелями ящиков-приборов – и велел снимать показания с зеленых экранов, записывать мерцающие циферки в тетрадь. Так началась моя производственная практика.

Преддипломная практика пролетела быстро и необременительно для меня.

Вадим оказался неплохим руководителем. Он познакомил меня с методиками, приборами, научными задачами. С другими сотрудниками я общалась мало, потому что практикантам разрешалось уходить в середине дня (на пропусках делалась особая отметка для проходной) – так что студенческая вольница продолжалась вплоть до защиты диплома. Однако защита прошла блестяще, а результаты проведенных мною под руководством Вадима исследований легли в основу статьи, написанной нами в соавторстве. Статья оперативно была опубликована в секретных «трудах» ЦНИИ, а в процессе подготовки к изданию к ней приклеилась еще одна фамилия – нашего старшего начальника «Андропова». Но этот факт меня не слишком озадачил, ведь окружающая меня жизнь содержала много условностей: и пафосные речи комсомольских работников, и сдача экзаменов по Истории КПСС – тезисы двадцати с лишним съездов (обычно списывались со шпаргалок). Расстраивало лишь то, что научный журнал имеет гриф «секретно», и его нельзя принести домой, показать мужу и друзьям – нельзя похвастаться публикацией. Зато в лаборатории за месяцы преддипломной практики я заработала репутацию перспективного исследователя.

Инженерные будни и провинности

После положенного дипломникам месячного отпуска, я вышла на работу на полный день. В памяти сохранилось ощущение черного рубежа: вот и перевернута последняя страница юных лет – теперь, до скончания века, все мои дни будут протекать в жестком регламенте, за глухим забором. Во время практики я как-то не ощущала строгостей режимного распорядка: пришла, немного позанималась и полетела в библиотеку – хоть в Публичку, хоть в самом ЦНИИ, тоже научная библиотека на уровне. А то и вовсе умчалась домой, супругу ужин готовить. Но теперь все, финита: придется сидеть от звонка до звонка.

Доложилась о возвращении начальнику сектора «Жванецкому». Я уже успела привыкнуть к шефу: приветлив, деловит, не зверствует, как «Андропов». Я бы даже хотела уважать его, да слишком пренебрежительно отзывался о нем Вадим. И звезд с неба, дескать, не хватает, и стелется подобострастно перед вышестоящими. Самой мне пока трудно было разобраться в начальственной дипломатии, я лишь замечала, как неровный румянец пятнами растекался по щекам «Жванецкого» при малейшем его волнении, при разговоре с грозным «Андроповым». К подчиненным, даже таким молодым, как я, шеф обращался тоже на «вы», как бы сразу устанавливая дистанцию.

Шеф, оторвавшись от бумаг, привычно вежливо приветствовал меня, заметил, что мой наставник Вадим Симаков сейчас в командировке, но что начальник сам даст мне задание, но чуть позже. И тут же проводил меня меня в общую комнату, где я часто бывала в дни моей практики, и выделил мне в постоянное пользование рабочий стол.

Стол находился на юру, у самой двери, но выбора не было. Присела на стул с железными ножками с обитым дерматином сидением. Дверь в шаге за спиной, все мимо ходят, место неуютное. Я уже знала, что предыдущая владелица стола перед моим появлением ушла в декретный отпуск. Стресс первого дня работы, ощущение запертых за тобою ворот, было для меня так горестно, что внутренне я понадеялась со временем последовать ее примеру, хотя оснований для таких надежд пока не имелось.

В комнате стояли еще шесть столов, но людей почти не было. Камеральные помещения – обычные комнаты, где сотрудники анализировали результаты измерений, выводили формулы процессов, а также просто общались – опустевали через полчаса после начала рабочего дня. Проскочив проходную тютелька-в-тютельку, сотрудники бросали на свои столы сумочки, зонты или газеты – обозначали присутствие – и растекались по этажам здания. Поначалу, не торопясь приходили в себя после езды в общественном транспорте: мужчины, с небольшим вкраплением дам в своем кружке, курили на лестничной площадке, женщины прихорашивались в туалете или захаживали «в гости» к подругам, работающих в других секторах и лабораториях, чтобы обменяться новостями и похвастаться обновками.

И лишь часам к десяти постепенно входили в рабочее русло, и комната затихала. А часть народа удалялась проводить эксперименты в другие помещения. Настраивали аппаратуру на измерительных стендах, испытывали модели в малых бассейнах лаборатории. А те работники, что оформляли документы, сновали по кабинетам, охотясь за подписями начальников, относили пачки исписанных от руки листов в машбюро или в секретный отдел. Эти же «бумажные» специалисты, занимались перепиской со сторонними организациями, подготавливали сводные отчеты по теме. И непременно группа специалистов всегда отсутствовала по самой уважительной причине – они участвовали в заводских сдачах или во флотских испытаниях на всех морях бывшего Союза.

А временное и незаконное отсутствие на рабочем месте без затей маскировалось сумочками, зонтами, шалями и пиджаками на спинках стульев. Эти предметы не только заменяли опоздавшего хозяина, но делали незаметным и растянутый вдвое обеденный «час», и поход в гости к бывшим сокурсникам, работающим на дальнем конце огромной территории научного городка, и преждевременный уход домой. Хотя последнее случалось редко, так как охрана в проходной придерживалась жестких позиций, и подкупить или уговорить охранниц, чтобы выпустили пораньше, удавалось с трудом.