Татьяна Умнова - Любовь и безумства поколения 30-х. Румба над пропастью
Об их первой встрече и о том, как развивались отношения Кольцова и Остен, подробно рассказывает Борис Медовой в книге «Михаил и Мария: повесть о короткой жизни, счастливой любви и трагической гибели…», вышедшей в свет в 1991 году. Известно, что Медовой много общался с людьми, знавшими и Михаила и Марию, так что скорее всего изложенные в ней события вполне верны, хотя и поэтически приукрашены.
«– Извините, ради бога, – смутилась Мария, – а ведь партия поручила мне сопровождать вас в поездке. И как же теперь быть? Вы дадите отвод?
Кольцов развел руками.
Они оба замолчали. Словно в каком-то оцепенении неотрывно всматривались друг в друга. Лица их стали серьезными. Кольцов медленно снял очки, и на Марию вдруг глянули глаза, в которых странным образом сочетались мудрость и беззащитность, озорство и печаль.
Он протер очки и так же медленно надел их. Взглянул прямо в глаза Марии. Она, словно завороженная, легонько положила ладонь на его руку. Он ласково и бережно взял эту ладонь и поцеловал.
И неожиданно для друзей, а может быть, и для самих себя Кольцов и Мария взялись за руки, словно дети, молча спустились со ступенек и неспешно пошли по аллее куда-то вдаль.
Эрнст Буш и Людвиг Ренн оцепенело смотрели им вслед. Наконец Буш рассмеялся и сказал:
– Вот это да! Как тебе нравится?
Ренн заметил:
– Ты знаешь, Эрни, мне показалось, будто между ними вспыхнул электрический заряд, вроде вольтовой дуги. И соединил их.
Буш помотал головой. Он был художественной натурой, и у него возникли другие ассоциации:
– Ты видел в Париже полотна Марка Шагала? Помнишь, на одном из них изображен полет влюбленной пары? Вот, по-моему, Михаил и Мария пролетают сейчас, взявшись за руки, над Берлином.
…Мария. Постоянно светящаяся радостью, полная обаяния и отваги, его спутница умела мгновенно входить в контакт с любым, даже самым угрюмым человеком. Она превосходно знала свойства характера горняков, специфику их бытового уклада и традиций. Она владела молодежным сленгом, хорошо разбиралась в тактике повседневной борьбы комсомольцев. Она чувствовала себя свободно в любой ситуации».
Михаил и Мария объехали вместе несколько городов, и симпатия между ними все больше крепла. Но никто из них не позволял себе ни единого нежного слова, ни единого жеста до того самого дня, когда настала пора возвращаться в Берлин.
И вот тогда Мария решилась:
– У меня есть предложение, Мих-Кольц. Секретное. Если ты сочтешь его неприемлемым для себя, то очень прошу навсегда забыть, что оно поступало. Договорились?… Есть у меня подруга или, вернее сказать, однокурсница по университету. Судьба у нее сложилась необычно. Она внезапно стала богатой владелицей хутора.
– Классовый враг?
– Почти. Но она – хороший классовый враг, очень добрый, приветливый и симпатичный. И вот я подумала: почему бы не сделать нам передышку и не побывать у нее на хуторе? Там удивительная тишина, чудесный ландшафт, чистый воздух, вкусное молоко… Или у тебя нет не времени, ни желания?
Он медленно ответил:
– Мне хочется вдохнуть чистого воздуха, побыть в тишине и выпить стакан вкусного молока…
– Значит, билеты на Берлин не заказывать?! – ликуя, спросила она.
…Рената, подруга Марии, приняла гостей как родных. Не расспрашивала Марию о ее спутнике, не проявляла интереса к их отношениям.
Мария и Кольцов бродили по окрестностям. Стояла чудесная погода. Запахи свежескошенной травы опьяняли. Кольцов любовался Марией, радовался ее смеху, такому же звонкому и ясному, какой была она сама.
Михаил Ефимович сказал:
– А знаешь, мне сказали про тебя, что ты – человек митингов и баррикад и вообще романтик революции.
– Господи! – воскликнула Мария. – Неужели я создаю такое впечатление? Это ложное представление, Мих-Кольц, уверяю тебя… Нет ничего дальше от истины… Хочешь, сделаю тебе признание? Я очень верю тебе. Как никому в мире… Так вот, может, это и стыдно, но скажу правду о себе. Моя мечта, самая огромная, самая сильная, буквально всепоглощающая, с давних пор, а сейчас особенно, – это нарожать много-много детей. Иметь одного ребенка – радость, а семерых – великое счастье. Истинное счастье, как я его понимаю и чувствую. Может быть, я в душе обыкновенная бюргерша, не знаю. Но я мечтаю о детях всегда, постоянно, Вижу чужого ребенка – волнуюсь, завидую, переживаю и даже плачу. А уж иметь своих детей… прижимать их к себе, ласкать… Это – чудо!
– Как странно, – после долгой паузы проговорил Кольцов, – ведь я тоже всю жизнь мечтал о детях… А их все нет и нет у меня… Может, дьявол мстит за что-то?
…Они долго молчали. Потом Мария спросила:
– О чем ты думаешь?
– Ты назовешь меня фантазером, если скажу, о чем думаю.
– Пусть, фантазер. Скажи.
– Я понял, что увезу тебя в Советский Союз. Будешь жить в Москве.
– Я? В Москве? Разве такое возможно?
– Это необходимо. Мы должны быть рядом.
Через два дня в Берлине Кольцов как руководитель объединения „Жургаз” оформил официальное приглашение Марии Грессгенер на работу в редакцию немецкой газеты „Дойче Централь-Цайтунг” и подписал с нею контракт. На этом основании Марии была выдана виза и другие необходимые документы».
Мария была влюблена в Советский Союз, для нее он был сказочной страной победы добра и света. Она уже бывала там – впервые она посетила СССР в 1929 году со своим мужем режиссером Евгением Червяковым. Теперь ей предстояло там жить. И она действительно воспринимала это как чудо.
Кольцов добился того, чтобы Марии была предоставлена квартира из фонда «Жургаза», и сам вскоре переехал к ней. Как раз в это время Сталин распорядился выделить Михаилу Ефимовичу квартиру в только что отстроенном правительственном доме на Берсеневской набережной, но туда он, вероятно, въехал только номинально, и на самом деле там в одиночестве в основном жила Лиза. Борис Ефимов рассказывал, что Михаил часто жаловался ему в то время, как ему трудно разрываться между женой и возлюбленной, но увлечение Марией было слишком сильным, чтобы муки совести и сожаление могли что-либо изменить.
Михаил и Мария жили вместе, повсюду они ходили вдвоем, в своем доме они принимали гостей, и очень скоро их стали считать супружеской парой. Мария писала для «Огонька» и «Правды» и ездила вместе с Михаилом в командировки. Они действительно были отличной командой, у обоих постоянно возникало множество идей и задумок для новых интересных проектов.
6
Одна из таких идей, авантюрная и даже безумная на первый взгляд, посетила Марию однажды летом 1933 года, когда они вместе с Михаилом путешествовали по Саарской области, находившейся на границе между Францией и Германией, но не присоединенной ни к одной из этих стран и пребывавшей после Первой мировой войны под управлением Лиги Наций. Кольцов готовил материал о коммунистах Саарской области и их борьбе с фашизмом в связи с намечающимся референдумом о присоединении области к Германии. И случилось так, что вместе с Марией они зашли в гости к коммунисту-железнодорожнику Йогану Лосте, где познакомились с одним из его сыновей, обаятельным разговорчивым Губертом. Мальчик охотно рассказывал журналистам о своей жизни и учебе, о пионерском отряде, в который недавно вступил, о своем личном маленьком вкладе в дело борьбы с фашизмом и совершенно очаровал Марию, ей даже показалось, что он похож на нее саму в детстве… Может, в какой-то миг она даже пожалела, что такой замечательный ребенок не может быть ее собственным сыном, и именно это натолкнуло ее на мысль – забрать его с собой…
Вечером того же дня Мария изложила Михаилу свой замысел: она рассказала, что хочет написать книгу о мальчике, который из бедной и угнетенной капиталистической страны попадает в рай земной – в Советский Союз. Книга эта будет написана как бы от лица самого мальчика, который будет путешествовать по СССР и записывать свои впечатления. Мария даже придумала название будущей книги. По аналогии со сказкой Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес» ее книга будет называться «Губерт в стране чудес». Только это будет на сказка… Не совсем сказка. Это будет сказка, воплотившаяся наяву.
Впрочем, возможно, идея эта и не была спонтанной и у Марии еще до поездки был заранее заключен договор с «Жургазом» на такую книгу. Так или иначе, но замысел книги и кандидатура мальчика Кольцову очень понравились, и он тут же поговорил с родителями Губерта о том, чтобы забрать его с собой в СССР сроком примерно на год. Предложение показалось супругам Лосте вполне привлекательным. Во-первых, семья действительно была довольно бедна – помимо Губерта в ней воспитывалось еще четыре сына и дочь. Во-вторых, неясный статус Саарской области и возможное присоединение ее к фашистской Германии сулили в недалеком будущем большие проблемы семье коммунистов и им предстояло бежать. И в-третьих, возможность поездки в овеянную романическим ореолом страну свободного труда и счастливой жизни казалась в самом деле пропуском в рай… К тому же сопровождать Губерта в этом раю должен был один из самых известных и влиятельных в СССР людей. Отказаться от такого было просто невозможно!
