Николай Иванов - Операцию Шторм начать раньше
- Ох, только бы нормально отслужили да воротились, - вздохнула Соня. А то, говорят, что и дерутся они там, в армии. А, Миш?
Михаил Андреевич хотел отделаться усмешкой, но ответил серьезно:
- Всякое бывает, девчата. Когда сто человек одного возраста поселить на два года в казарму, тут нужно не то что умение, а порой просто житейскую мудрость, чтобы обойти все конфликты и острые углы.
- Так, значит... - с испугом начала Соня, она спросила в надежде, что Михаил развеет ее опасения, а он...
- Но вы за своих ребят не бойтесь, - обернулся назад Черданцев. Во-первых, дерутся далеко не везде. А во-вторых, если и дерутся, то достается в первую очередь маменькиным сынкам, слюнтяям, пижонам и сачкам. Короче, за дело, если отбросить эмоции. А ваши не такие.
- Может, поехать к ним? - подала голос Аня.
"Надо было все-таки просто посмеяться, не лезть в эти объяснения, пожалел Черданцев. - Они сейчас настолько все остро и обнажено воспринимают, что лучший вариант ответов - это "да" или "нет".
- Да все будет нормально. Ехать к ним еще рано, а на присягу, через месяц, можно будет съездить. Потом они в отпуск приедут, так время и пролетит. Лучше невест им ищите.
- Была одна на двоих, да ваш военный, курсантик, перебил, - вздохнула Соня.
- Улыба, что ль? - догадался Черданцев.
- Настасья. Хорошая девка, работящая, а вот не повезло нам с Аннушкой на такую невестку.
- Еще десять раз все поменяется, - махнул рукой Михаил Андреевич. - В их возрасте и в наше время это так.
Замолчали, задумались каждый о своем. Черданцев краешком глаза выхватывал в дребезжащем зеркальце окаменевшее лицо Ани. В дребезжащем каменное - страшно. Нельзя же так убиваться, надрывать сердце.
- Аня, - позвал Черданцев.
- Да, - отрешенно отозвалась та, не отрывая взгляда от видимой только ей точки на ветровом стекле.
- Ты совсем загрустила.
- Тревожно на душе почему-то, предчувствие какое-то нехорошее гложет, - оторвалась она наконец от стекла, села поудобнее.
- Перестань. Осенью восьмидесятого два бравых десантника появятся в Сошневе, и вы сами будете смеяться над страхами и переживаниями.
- Когда это будет...
- Могу сказать: ровно через два года. Точность гарантирую, потому что обладаю даром угадывать все события. Например, зима начнется 1 декабря, Новый год - 1 января, мне пятьдесят два года стукнет 21 декабря, в день рождения Сталина...
- Ох, не напоминай про годы, - отозвалась Соня. - Наш век уже такой, что лучше вообще не вести никаких подсчетов, сзади, как до Суземки, уже проехано много, а спереди - вон оно, Сошнево, рядом.
...Деревня выглядела пустынной, первые после лета холода заставили искать место в доме у печки и старого и малого - пока это привыкнется к зябкости. Черданцев притормозил машину у Сонькиного дома, она открыла, вытолкнула плечом дверцу. Аня из своего угла задвигалась было по сиденью за ней, но Михаил Андреевич остановил:
- Сиди, я подброшу.
Соня с грустью и тихой женской завистью посмотрела на них, не смогла сдержать вздоха:
- А я думала, присядем на минутку втроем.
Черданцев глянул на часы, Аннушка тоже замотала головой:
- Не, Сонь, мне тоже хоть чуть-чуть прибраться надо, все ж стоит корытом. Я попозже забегу.
- Тогда ладно, - вздохнула Соня. Намерилась захлопнуть дверцу, но только оттолкнулась от нее и, оставив открытой, пошла к своей хате.
- Нехорошо как-то все получается, Миша, - проговорила Аннушка, провожая взглядом подругу. - Все нехорошо. И с женой твоей, и с Сонькой.
- Не надо, Аня.
- Надо, Мишенька, давно надо. С самого начала. Я просто думала, что-то вернется, да только как вернуть прожитое. Жил бы ты тихо, спокойно, а тут я, дура...
- Не говори ничего, прошу тебя. Давай завтра...
- Не, Миша, никаких "завтра". Ни завтра, ни послезавтра, ни на Покров, ни на Николу. Молния долго в небе не держится.
- Погоди, что-то ты... Давай доедем до тебя...
- Не надо. Не хочу. Я лучше дойду. Я давно себе сказала: вот провожу Сашу в армию - и... и все, Миша. Для безрассудства я уже стара, да и не хочу, чтобы у тебя в семье из-за меня было плохо. Прощай.
- Аня! - потянулся Черданцев, чтобы удержать ее, но Аня увернулась, вылезла из машины. Захлопнула оставленную Соней дверцу.
"К чему-то подобному и шло, - подумал Михаил Андреевич. Положил голову на руки, обнявшие баранку. - Только плохо, что именно сегодня. И именно так. Сегодня им обеим тяжело".
Вышел из "уазика". Аннушка медленно шла мимо палисадников. Не оборачивалась, а когда не оборачиваются, сердце ведь болит сильнее. Зачем она так себя?
Звякнули пустые ведра на крыльце у Сони. Она стояла, опершись на коромысло, и смотрела сквозь голые ветви растущей у дома черемухи на него. Вернее на то, как он смотрит на Аню. Может, и загремела ведрами, привлекая внимание.
Но Черданцев, обернувшись еще раз на Аню, залез в машину. Включил передачу...
31 декабря 1978 года. Узбекистан.
"Если найдет тебя это письмо, здравствуй. Сотни раз на день я говорю тебе это слово - "здравствуй", мой родной. Почему же и куда ты исчез? Я умоляю тебя откликнуться, хотя бы сказать, что живой. А хочешь, я приеду к тебе в гости? Хоть на две минутки, хоть навсегда...
Мысли пляшут, сбиваются, ты меня извини. Я даже не знаю, если честно, как писать это письмо, то ли о том, что на сердце, то ли просто о новостях. А все от того, что не знаю, как ты относишься ко мне сейчас, спустя полгода после нашего расставания.
Я сейчас снова работаю экономистом. Не смогла больше быть с ребятами, не имею права. Да и в школе смотрели на меня так, словно... Впрочем, что говорить обо мне, во всей этой истории самым крайним оказался ты, это больно, несправедливо. Я даже писала вам в дивизию, чтобы тебя не наказывали. А адрес твой разыскал Черданцев, он передает тебе привет. Виделись с ним на проводах Юрки и Сашки Вдовина. Они десантники, служат в Белоруссии. На проводах видела и Филиппка, но подойти не осмелилась. Ты, наверное, знаешь, что ему ампутировали кисти рук, а сейчас еще начало падать зрение на тот, правый, поврежденный глаз...
Вот и все новости. Сердцем пишу одно письмо, а разумом - вот это. Прошу тебя, откликнись. По почерку, по словам попытаюсь понять тебя. Хотя боюсь, вдруг все, что было у нас с тобой, - это сон. Лена".
"Если найдет тебя это письмо, здравствуй. Сотни раз на день я говорю тебе это слово - "здравствуй", мой родной..."
- Здравствуй, Лена, - вслух произнес Борис и отложил читаную-перечитаную страничку из школьной тетради в клеточку, вылил в стакан остатки вина. Кивнул своему отражению в осколке зеркальца, стоящего на столе, - с Новым годом.
- Товарищ старший лейтенант, - одеяло, служившее дверью, отодвинулось, заглянул прапорщик, дежурный но эскадрону. - Там внизу, в дежурке, Оксана Сергеевна.
