Василий Топильский - Розы на снегу
— В Насве начисто гарнизон разгромили…
— В Поддубье экономию гробанули…
— Хлопцы его говорят: батько самой Москвой сюда послан…
— Значит, держится матушка-столица?
— Сказанул! Дали Гитлеру от московских ворот поворот.
— Да, вот и нищие из Опочки тоже гуторят…
— Где же они? Расспросить бы…
Словоохотливого хромоногого старика в рваном рыжем полушубке и его поводыря — мальчонку лет двенадцати — видели и на монастырском дворе, и на окраине поселка, и по дороге к Михайловскому. После вспоминали: больно по-молодому у старика глаза блестели, когда про батьку Литвиненко рассказывал, да и, судя по разговору, ему больше пятидесяти не дашь. Нашелся даже человек — видел: шли у Сороти нищие скороходью, и хромоту у старшего как рукой сняло.
Но это было на второй и третий день после базара, когда стоустая молва уже разнесла по поселку и окрестным деревням весть о разгроме фашистов под Москвой и о появлении на берегах реки Великой «хлопцев батьки Литвиненко», как по имени командира называли бойцов рейдовой партизанской бригады. О подозрительных нищих коменданту донесли лишь под вечер. Бросились искать, а их поминай как звали. А ночью вьюга разыгралась не на шутку — все смешалось в белом вихре: лес, земля, поселок.
В ту метельную ночь в Пушкинских Горах не спали многие. Не могла сомкнуть глаз и дочь старшины поселка переводчица военной комендатуры Алла Шубина. И тому виной тоже были нищие. Заунывное «Подайте милостыню ради Христа» застало ее на крыльце. Что-то не ладилось с замком, а Алла торопилась войти в дом. Девушка хотела достать кошелек, но старик-нищий вдруг насмешливо сказал:
Алла Шубина.
— Не надо, фрейлейн. Марками мы брезгуем. Ждем от вас другого подношения, барышня.
— Какая я вам барышня? — возмутилась Шубина.
— Не нравится? Ну, тогда, — нищий уже не горбился, смотрел доброжелательно, — зайдем на минутку в дом, товарищ Шубина.
Оставив мальчонку в сенях, он вслед за Аллой вошел в комнату и неторопливо продолжил:
— За тебя, товарищ Шубина, один человек головой поручился. Вместе учились вы в средней школе в Опочке. Хочется верить, не по доброй воле ты в комендатуру попала. Пришло время доказать это. Небось слышала, есть такой термин — «разведданные». Сведения разные о неприятеле. Вот и собери их. Вспомни, что слышала, в бумагах посмотри или на карте в кабинете у начальства. Эти сведения нам очень нужны.
— Кому нам? — с замирающим сердцем спросила Шубина.
— Хлопцам батьки Литвиненко…
Как тут уснешь! Все самое сокровенное подняла из глубин души встреча с «нищим». Чудесной музыкой звучали весь вечер слова «товарищ Шубина». Девушка клялась сама себе: «Да! До конца жизни буду комсомолкой».
— Буду! — сорвалось с уст вслух.
— Что с тобой, Аля? — подошла к кровати младшая сестра. — Что будешь?
— Ничего, Анфисочка. Это я так, со сна. Приснилось: войны нет, и все у нас по-старому.
— Ой! Как хорошо было! Школа. Вечера… Помнишь, как ты однажды на вечере декламировала «Выдь на Волгу…»?
— «Чей стон раздается?…» — со слезами продолжила Алла и, прижав к себе сестру, прошептала: — Иди спи, родная, вернется Красная Армия, и все будет опять хорошо.
Алла Шубина и раньше на ненавистной службе делала полезное людям. То письмо от угнанных в Германию девушек передаст родным без просмотра помощника коменданта. То, зная, кто из сотрудников комендатуры не понимает русского языка, поможет задержанному крестьянину на допросе выпутаться из беды. Теперь же… С ненасытной жаждой, с неимоверным риском двое суток добывала девушка секретные сведения (удалось даже снять копию со схемы размещения некоторых постов на Сороти и Великой), а на третьи сутки ровно в полдень она была на условленном месте — на пятой версте по дороге к Новоржеву.
«Подношению фрейлейн Шубиной» мог бы позавидовать и бывалый разведчик.
ЗАВЕЩАННОЕ ПЛАМЯ
Растаяли снега. Зазеленели дубравы Тригорского и Михайловского. Легче стало отлучаться из поселка подальше, бывать в лесу. Деятельность подпольщиков группы Виктора Дорофеева с приходом весны оживилась.
Как-то за неизменной игрой в карты Дорофеев спросил Малиновского:
— Ты помнишь наш разговор про никчемную стрельбу из поврежденных танков?
— Кто старое помянет… — начал Малиновский.
— Да нет, Толя, — перебил его Виктор, — я не к тому. Пришло время за оружие браться. Только умненько поступать нужно. Давайте…
Озеро Тоболенец. Спокойная водная гладь и уходящие вдаль мыски камыша. Еще по-весеннему студена вода, а Алексей Иванов и Анатолий Малиновский уже плещутся у прибрежного ивняка. Купаться не запрещено.
На берегу Тоболенца баня. Выбегают из парилки гитлеровцы. Пробуют воду. Холодна! Гогочут, глядя на плавающих подростков, но лезть в озеро не решаются. А те знай себе ныряют. Ну а разговор их до солдатни не долетает.
— Ну как, Леша? — спрашивает Малиновский, стуча зубами.
— Нащупал, Толя. Точно, ящик.
— Значит, вечером вытащим и в тайник.
— Порядок. Рад будет Виктор.
При эвакуации из Пушкинских Гор кто-то из нерадивых милиционеров ящик с винтовками и боеприпасами спустил в Тоболенец. Узнали подпольщики — достали. Удалось и пулемет снять с застрявшего в болоте танка.
И вот снова на окраине поселка ночная стрельба. Теперь не бесцельная. Группа Алексея Иванова вела огонь по казарме гитлеровцев. Малиновский, братья Хмелевы и Анатолий Петров обстреляли из засады автомобиль с фашистами. Подняты солдаты по тревоге. Разъярен комендант — опять партизаны, опять нагоняй из штаба будет. А ребят и след простыл…
К Дорофееву изредка заходила врач Полина Ивановна Иванова, работавшая в открытой оккупационными властями платной больнице. С большим трудом доставала она лекарства, пытаясь спасти жизнь Виктору. Однажды, когда Иванова, осмотрев его, собиралась уходить, Виктор подал ей пачку бумаг:
— Возьмите, Полина Ивановна.
— Что это, Витя?
— То, за что вам будет благодарна Советская власть. В больницу часто гоняют для колки дров военнопленных. Дайте им эти листки, пусть почитают. А то небось кое-кто думает, что и войне конец. Дайте всем, кому довериться можно.
Дорофеев закашлялся. Иванова с несвойственным для нее жаром схватила руки Виктора:
— Вот ты какой! Спасибо, дорогой, за доверие, спасибо!
Так было положено начало новой подпольной группе — «больничной», как ее назвали Дорофеев и Кошелев. Полина Ивановна со своими помощниками спасли нескольких красноармейцев, укрывшихся вблизи поселка, позже регулярно снабжали партизан медикаментами.
