Василий Козаченко - Белое пятно
Неизвестный расположился рядом с ездовым, но лицом к хлопцам. Усевшись поудобнее, широко расставив ноги, достал из глубоких карманов галифе по пистолету, ткнул этими пистолетами хлопцев в спины, будто примеряясь, и сказал:
- Вот теперь уже можно и трогаться.
- А помощь не понадобится? - заглядывая снизу в лицо незнакомцу, спросил Митрофан.
- Не понадобится, - как-то насмешливо кинул тот. - Дело, можно сказать, привычное. Да и недалеко здесь...
Сначала к пану Бухману в жандармерию заглянем...
Тронулись!
Однако произошла задержка.
- Стой! - вдруг неожиданно вскрикнул Павло. - А документы?
- Какие такие документы?! - искренне возмутился тот, в галифе, и ткнул Павла пистолетом в затылок. - Не шевелись, понял? У меня, ежели что, разговор короткий...
- Да наши же документы! - будто не услышав этого предостережения, продолжал Павло. - Они у него, у этого папа Митрофана!
- А, верно, - охотно подтвердил Митрофан. - Совсем выпало из головы... Дырявая голова, прости господи.
Он достал отобранные еще вчера у хлопцев удостоверения и аккуратненько уложил их сам в левый карман кителя неизвестного, поскольку руки у того были заняты пистолетами.
Наконец тронулись. Кони рывком вынесли бричку на улицу, колеса загрохотали по мостовой.
- Счастливо!.. - с явным опозданием крикнул вслед Митрофан.
Его пожелание утонуло в грохоте колес.
КАПИТАН САПОЖНИКОВ
...Новобайрацкий староста Макогон был на особом счету не только у районного коменданта, с которым работал и дружил, но и у самого шефа жандармского поста герра Бухмана. В полиции же от начальника Коропа, его заместителя Митрофана и до самого последнего полицая Макогона боялись, прислушивались к каждому его слову и выполняли каждый его приказ. Хотя про себя, иногда, как говорится, плакались "в подушку". Потому что пан староста не брезговал перед герром жандармом приписывать себе многие из их полицейских заслуг...
Потому-то и не удивительно, что печальная весть о двух советских парашютистах, задержанных и выданных немецким жандармам старостой Макогоном, распространилась уже на следующий день. Сначала в Новых Байраках, а потом и дальше, из села в село, видоизменяясь н обрастая новыми подробностями.
И хотя позднее говорили и другое, будто эти "парашютисты" были просто беглыми полицаями, проверить этого, конечно, никто не мог. Мысль о такой проверке не приходила в голову даже самому Митрофану. С него достаточно было и того, что Макогон однажды между прочим обронил при нем: на очной ставке все выяснилось, и эти полицаи остались в Скальном. Но никто, конечно, этого объяснения не слыхал и проверить не мог. И слух о парашютистах расходился все шире и шире...
Правда, произошло это уже потом, позднее...
Покамест же серые кони вынеслись со школьного двора на мостовую, и мы поехали вдоль темной широкой улицы вниз, к центру села.
- Сворачивай влево! - приказал Макогон.
Я с большим трудом сдерживал сытых, разгоряченных лошадей, сворачивая в темный узенький переулок.
Грохот стих, мостовая осталась позади. Позванивали мелодично лишь втулки колес да глухо молотили копытами пыльную дорогу серые. По сторонам белели хаты"
возвышались черные ажурные кроны акаций.
- Влево! - приказывает Макогон.
Параллельно мостовой пролегала широкая, с накатанной колеей улица. Однако и по ней едем недолго.
- Круто направо!
Такая же широкая немощеная улица. Белые стены и темные окна хат. Кусты. Дорога идет на подъем. Сытые кони легко мчат тяжелую бричку. В свете низкой луны стелется за нами вдоль улицы призрачный хвост пыли.
Кое-где во дворах еще хлопочут люди. Срываются иногда голоса, звякает ведерная ручка, стукают двери. Появление этой подводы на улице, вероятно, ни у кого не вызывает удивления. И потому, что еще не так поздно, и потому, что серые лошади Макогона здесь всем хорошо известны. Тут не то что присматриваться да интересоваться, тут старайся лучше, чтобы сам, не дай бог, на глаза не попался...
- Влево! Круто влево! - командует Макогон в конце улицы, уже возле крайней хаты.
Узенькая полевая межа. Справа степь, слева ров, заросший дерезой, и за рвом огороды, сады...
- Влево, влево!
Возвращаемся, кажется, назад, в центр? Похоже, но, кажется, и не совсем... Улица обыкновенная, подобная тем, которые уже проехали. Только теперь она полого сбегает вниз, пересекая еще какие-то улочки и переулки.
За одним из этих переулков, кажется, уже за последним, дорога круто срывается вниз.
- Придерживай, придерживай! Там очень крутой спуск! - кричит сзади Макогон.
Туго натягиваю вожжи. Кони, приседая на задние ноги, чуть не обрывают шлеи.
Хаты остались где-то позади, отошли в сторону. Слева и справа за валами заросших густой дерезой рвов огороды и сады. Навстречу снизу в лицо туго бьет прохладой. Из сумерек выныривают высокие вербы. Овраг. Левады. Плес. Деревянный мостик через речушку, и за ним слева журавль над срубом колодца.
Макогон, забрав у меня вожжи, направляет коней прямо к длинному корыту, приказывает:
- Не мешкать! Скорее в левады и домой!
Он прыгает с телеги, подходит к корыту и разнуздывает коней.
Осматриваюсь по сторонам. Узнаю улицу, которую пересекал позапрошлой ночью с парнишкой, лица которого даже не запомнил.
Скрипит журавль, звякает цепь. Макогон выливает в корыто ведро за ведром. Кони, пофыркивая от удовольствия, пьют холодную воду.
Хлопцы какое-то мгновение сидят, потрясенные и тихие, как цыплята, не понимая, где они, что с ними происходит, что будет дальше и для чего им развязывают руки.
- Скорее! - приказываю уже я и сую им в только что развязанные руки автоматы. - Все, все забирайте!
Вот здесь, в передке. И за мной...
Они не переспрашивают, не выясняют. Однако не задерживаются.
Перепрыгивая неглубокий окоп, бегу вьющейся в зарослях лозняка и бурьяна тропинкой.
Ребята удивительно спокойно и расторопно следуют за мной.
Отбежав сотню-другую шагов, останавливаюсь на полянке. Они с разгону наскакивают на меня и, еле удержавшись на ногах, замирают.
Поворачиваюсь к ним лицом и снимаю с головы брыль. Блестящие вытаращенные глаза. Бледные в лунном освещении лица.
- О-о-о-о! - наконец выдавливает Петро Гаркуша.
- Т-так, это же вы... товарищ капитан! - то ли с упреком, то ли с восторгом восклицает и Павло Галка.
Пока добираемся по уже знакомой мне тропинке к риге Макогона, хозяин, оказывается, уже ждет нас дома.
Когда я, спрятав ребят в риге за снопами, выхожу во двор, серые уже стоят головами к бричке, распряженные.
Макогон вышел мне навстречу со стороны амбара, из густой тени. Вошли в хату, закрылись на кухне...
