Виктор Бузинов - Десять прогулок по Васильевскому
К этому времени учиться в гимназии Мая давно уже стало престижным. «Майские жуки», как называли себя ее ученики, получали здесь прекрасное классическое образование и, как правило, поступали в Университет. Большое внимание уделялось здесь гуманитарным наукам и языкам. Причем, не только древним, но и современным. Выпускники гимназии знали, кроме немецкого, английский и французский.
Очень симпатична была позиция Карла Мая, как педагога. Определяя приоритеты образования и воспитания, на первое место он ставил воспитание. Май говорил, что надо вначале воспитать человека и гражданина, а уже потом подготовить его, как будущего специалиста. В гимназии преподавали историю искусства; уроки рисования вели преподаватели из Академии художеств; занимались гимнастикой и фехтованием. Летом «майские жуки» вместе со своими учителями отправлялись в дальние путешествия, в том числе и за границу. Кстати, учителя имели, как правило, свои научные труды по той или иной дисциплине.
Карлу Маю стремились отдать своих детей не только состоятельные члены немецкой общины, но и носители знаменитых княжеских и графских фамилий, государственные чиновники, преподаватели высших учебных заведений, творческая интеллигенция. При этом не заказана была сюда дорога ни мещанам, ни купцам и даже – крестьянам. Были бы способности и деньги.
До 1890 года преподавание в гимназии почти всех предметов велось на немецком языке. Потом это было запрещено правительственным распоряжением, и сразу же несколько лучших учителей были вынуждены уйти из гимназии. Покинул ее и блестящий учитель древних языков Мальхин.
«Самым характерным для внешности Мальхина, – вспоминал Александр Бенуа, – была его недлинная, но густая огненного цвета борода, а также „злой“, пронизывающий взгляд его зеленых, искрящихся глаз…. Он не скрывал своего презрения к тупицам и бездарным зубрилам – хотя бы они отвечали на пять по заданному уроку. Некоторых же учеников он прямо ненавидел, одних за безнадежную глупость, других за лень и бездарность…»
В этом строгом, выполненном в стиле позднего модерна доме на Пятой линии так и не удалось побывать той, чье имя значится на фасаде…
Э. П. Шаффе, этническая немка, многие годы пестовавшая свою гимназию, добившаяся для нее статуса перворазрядного учебного заведения, умерла незадолго до того, как в 1907 году состоялось открытие нового корпуса гимназии Э. П. Шаффе.
А дом, где начиналась эта гимназия, он – рядом. Выглядывает скромно с левой стороны фотоснимка. (Пятая линия, д. №16. Гимназия Э.П. Шаффе. После 1907 г. Фотограф неизвестен.).
Да, были, конечно же, в гимназии Мая и такие ученики, пребывание которых здесь обеспечивали не их способности, а родительский капитал. Но были и те, кто начинал неожиданно блистать, наперекор своему низкому происхождению. Так было со школьным приятелем Александра Бенуа – Гришей Калиным. В истории его поступления в гимназию есть что-то от святочного рассказа. Отец Гриши служил швейцаром в доме на углу Большого и Десятой линии, то есть в самом близком соседстве с гимназией. И вот однажды он выигрывает в лотерею огромную по тем временам сумму в 100.000 рублей. Первое, что он делает – это покупает дом, в котором холопствовал, а второе – определяет своего сына Гришу в гимназию Мая.
Правда, на этом святочная часть сюжета и заканчивается. На радостях отец и мать Гриши предались столь беспутной жизни, что вскоре умерли оба от белой горячки. К счастью, все доставшееся им богатство еще не было до конца промотано, и сын их, взятый под опеку, мог спокойно учиться в гимназии.
«Ничего, – пишет Александр Бенуа, – ни в наружности, ни в манерах, ни в мышлении не выдавало того, что Гриша принадлежит к разряду „выскочек из низов…“ Нравилось же нам в Калине то, что он отличался редким остроумием, что он отлично и самостоятельно изучил великое множество литературных произведений, как русских, так и в переводе иностранных. У него была исключительная память, и он знал бесконечную массу стихов наизусть… Влекли Калина к углубленному изучению литературы и личные творческие побуждения. Он обладал несомненным даром излагать свои мысли и серьезно готовился стать писателем».
Но судьба Гриши Калина, как, впрочем, и многих других выпускников гимназии, сложилась не так, как он того бы хотел… Писателем он не стал, а закончил юрфак. В последний раз, уже при большевиках, Александр Бенуа видел его в здании бывшей Городской думы, где он занимал какой-то начальнический пост по снабжению населения пищевыми продуктами. Помог он «отоварить» карточки и своему бывшему однокашнику. (Кстати, образ Гриши Катина в уже упоминавшейся мною книге «Другой Петербург» почему-то подается в несколько ином ключе).
Вообще о гимназии Мая написано предостаточно. Почти каждый из знаменитых выпускников оставил о ней хоть несколько строк воспоминаний. А знаменитостей среди бывших «майских жуков» было много. Это и Николай Рерих, и его сыновья Юрий и Святослав, и писатель Лев Успенский, и те же Александр Бенуа и Константин Сомов, да всех и не перечесть.
В 1858 году, через два года после того, как начал свой эксперимент Карл Май, в доме № 14 на Пятой линии Эмилией Павловной Шаффе был открыт скромный частный пансион для девочек.
Эмилия Шаффе происходила из немецкой семьи. Ее дед приехал в Россию с герцогом Голштинским, будущим Петром III, и служил при Екатерине II в пограничных войсках. Отец был банковским чиновником, но после его неожиданной смерти 15-летняя Эмилия уходит из Петришуле, где была первой ученицей, и, чтобы помочь матери, начинает давать частные уроки. Она уже знает в совершенстве три языка, весьма начитанна, а приобретая педагогический опыт, начинает размышлять о смысле женского образования, как такового. Она полагает, что женщине отведена в обществе важная роль – быть воспитательницей следующих поколений, а для этого женщина должна быть хорошо образована, иметь обо всем свое независимое мнение, и проявлять самостоятельность в любых житейских ситуациях. «Девочкам нужно научиться, – напишет потом Эмилия Павловна, – рассуждать обо всем здраво и логически и сравняться с мужчинами в самостоятельности своих суждений».
Свой пансион Шаффе назвала «Maison d'Education», то есть «Дом образования». Но его с таким же правом можно было назвать и домом грядущей эмансипации. Поначалу здесь было всего четыре ученицы, через полгода добавилось еще десять. Она сама вела уроки в своей школе. Учебниками здесь практически не пользовались. Они нужны были, по словам Шаффе, лишь для того, чтобы «приучить детей живому обмену мыслями с преподавателем».
