Герви Аллен - Эдгар По
Взбешенный Аллан отправил По письмо, которое было, наверное, шедевром эпистолярной брани. Он получил его вместо поздравления с наступившим новым, 1831 годом. 3 января По написал ответ. В нем он более подробно, чем где-либо еще, излагает все обстоятельства своей предшествующей жизни.
Необходимости хранить терпение и скрывать свои чувства в надежде на будущие милости опекуна или из привязанности к Аллану, остатки которой могли еще жить в его душе, больше не существовало. Понимая, что открытый вызов ему уже ничем не грозит, По, сорвав с себя маску, бросает в лицо Аллану горькую правду.
Он признает, что действительно писал Задире и подтверждает пресловутое обвинение в пьянстве. Об истинности его По оставляет судить богу и совести Аллана. Далее он осыпает опекуна множеством упреков, которые, даже если учесть оскорбленные чувства, владевшие автором письма, звучат внушительным обвинительным актом против Джона Аллана. Его скупость, сыгравшая роковую для По роль в Шарлотсвилле, сделала свое недоброе дело и в Вест-Пойнте. Но прежде всего По укоряет Аллана в недостатке теплых чувств по отношению к себе, говоря, что лишь Фрэпсис Аллан действительно заботилась о нем как о собственном сыне. «Если бы она не умерла вдали от меня, сожалеть мне было бы не о чем».
Быть может, наиболее значительны в этом исступленном письме те места, где По пишет о своем расстроенном здоровье. Несмотря на безусловно присутствующую в них известную долю жалости к себе, в его утверждении, что он (благодарение богу!) не проживет долго и что в будущем его ожидают нищета и болезни, много печальной правды. В конце письма он объявляет о своем намерении уйти из академии. Если из дому не будет прислало необходимое письменное разрешение, лаконично уведомляет он Аллана, он покинет Вест-Пойнт в течение десяти дней. С момента же написания письма он будет пренебрегать строевой службой и посещением лекций. Письмо это, начатое 3 января, было отправлено только 5-го. Через несколько дней Аллан собственной рукой написал на обороте его последней страницы: «Получив настоящее письмо 10 (января) и учтя его заключение, я не счел нужным отвечать. Запись эта сделана мной 13-го, и я по-прежнему не вижу основательных причин менять свое мнение. Не думаю, чтобы в юноше было хотя бы одно доброе качество. Пусть поступает, как хочет. Я мог бы, впрочем, спасти его, но только не на тех условиях, о каких он говорит, ибо не верю ни единому его слову. Письмо это — наглое и несправедливое измышление».
Сокрушить оковы военной дисциплины оказалось делом более долгим, чем предполагал По. Согласия Аллана на его отставку все не приходило, и молодой человек вынужден был привести в исполнение свою угрозу. Больших усилий это не потребовало — надо было лишь идти по линии наименьшего сопротивления. Получив письмо из Ричмонда, По просто-напросто бросил учебу и службу. Хотя действовал он по заранее обдуманному плану, все происходившее служит в какой-то мере подтверждением его слов о том, что он слишком болен, чтобы оставаться в академии. Начиная с 7 января он перестал являться на поверки, строевые и классные занятия и даже в церковь, не подчиняясь приказам пытавшихся образумить его командиров.
28 января состоялось заседание вест-пойнтского трибунала, который должен был судить нескольких кадетов за нарушение уставных предписаний. В предыдущие две недели По с недюжинной изобретательностью ухитрился совершить почти все возможные дисциплинарные проступки. Вследствие чего, покончив с несколькими другими делами, «суд приступил к слушанию дела кадета Эдгара Аллана По Военной академии Соединенных Штатов, обвиняемого в следующем:
Обвинение 1-е — Грубое нарушение служебного долга.
Обвинение 2-е — Неповиновение приказам».
В нескольких пунктах обвинений подробнейшим образом перечисляются все провинности злокозненного кадета По, доказанные неопровержимыми документальными свидетельствами, как-то: поверочными листами, классными журналами и письменными донесениями офицеров-наставников.
«По зрелом рассмотрении представленных доказательств» суд признал По «виновным по всем пунктам обвинений» и постановил «уволить кадета Э. А. По от службы Соединенным Штатам». Датой вступления приговора в силу было определено 6 марта 1831 года с тем, чтобы из жалованья По за период с 28 января могла быть удержана сумма его долга академии. На указанное число актив По в расчетах с академией должен был составить 24 цента. Однако за две недели до наступления этого дня он уже находился на пути в Нью-Йорк.
19 февраля следующий из Олбани пароход причалил к пустынной вестпойнтской пристани, чтобы взять на борт одинокого пассажира, странное одеяние которого состояло из плохонького и изрядно поношенного костюма, кадетской шинели и помятой шляпы, а багаж — из небольшого, окованного железом сундучка. Вскоре подняли трап, и старенькое колесное суденышко «Генри Экфорд» зашлепало вниз по Гудзону, направляясь в Нью-Йорк. Стоявший на палубе молодой человек зябко поежился, не без мрачных предчувствий перебирал жалкую горстку монет в кармане. Билет до Нью-Йорка стоил 75 центов — почти все, что у него было. Буксирный трос, на котором «Генри Экфорд» тащил за собой две тяжело груженные баржи, натянулся, со свистом и брызгами вырвавшись из воды; на длинный прощальный гудок парохода, прокатившийся по зажатой высокими берегами реке, отозвалась сигнальная труба в Вест-Пойнте. Будущие полководцы армий Соединенных Штатов и Конфедерации, печатая шаг, шли к заветным генеральским звездам. Эдгару По было с ними не по пути.
Глава тринадцатая
По прибыл в Нью-Йорк 20 февраля 1831 года и оставался там до конца марта. О его занятиях в этот период известно чрезвычайно мало. Молодого человека, поселившегося неподалеку от Мэдисон-сквер, можно точнее всего описать его же словами как «уставшего от дорог скитальца». В карманах у него не было в буквальном смысле ни гроша. Одет он был не по сезону легко — после Вест-Пойнта в его гардеробе осталось слишком мало штатского платья, а на запасы «Эллиса и Аллана» рассчитывать больше не приходилось. План его состоял в том, чтобы подыскать какую-нибудь литературную работу в одной из нью-йоркских газет в надежде со временем получить хотя бы небольшой гонорар за свою новую книжку. Но пока что надо было как-то добывать пропитание. Ко всему прочему, резко ухудшилось его здоровье.
В последнем письме из Вест-Пойнта он заверил Джона Аллана, что никогда больше не станет беспокоить его просьбами о помощи. Доведенный до отчаяния голодом и тяжелой болезнью, он вынужден был вновь испить чашу унижения, не имея другого выхода. Через два дня после отъезда из Вест-Пойнта он пишет опекуну из Нью-Йорка. Ему кажется, что смерть уже стоит у порога его холодной каморки, и он умоляет Аллана не дать ему умереть с голоду.
