Александр Иванов - Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью
…Очень характерный Олег в рассказе Виктора Конецкого «Артист». Ну, во-первых, Конецкого мы высоко ценим и любим и считаем, что он, конечно, Мастер. Но этот рассказ интересен ещё и тем, что для знающих Даля ощущение достоверности точного попадания — один к одному. Пусть мы не знали детали этого события в его доме. Но, зная Даля вообще, мы понимаем, что это стопроцентное попадание, и в этом смысле — очень любопытное свидетельство…
Ленинград, 27 января 1991 г.
Георгий Корольчук
Лучистая доброта
С Олегом Далем мы пересеклись в жизни лишь дважды. И оба раза — в кино.
Летом 1967 года мне, молоденькому младшекурснику театрального института, выпала небольшая роль в картине Наума Бирмана «Хроника пикирующего бомбардировщика».
Главная троица этой ленты — Олег Даль, Гена Сайфуллин и Лёва Вайнштейн — работала весело. И делали они своё дело легко: молодо и безоглядно. Наблюдать за ними было одно удовольствие. И приятно, и полезно — с творческой точки зрения. А поскольку все трое в кинематографе были люди уже известные, меня вполне устраивала такая компенсация за отсутствие разговорного общения, которого почти и не было.
И вот уже отсняты несколько общих сцен с Олегом, только-только я начал входить в его круг, как мой герой Митя Червоненко погиб в воздушном бою. Впрочем, никакого «вдруг» не случилось, а произошло то, что и было задумано автором драматургически. Причём чуть ли не в первой трети фильма.
Так мы и расстались с молодым, улыбчивым Олегом на самом интересном месте: и в фильме, и в жизни…
Прошло пять лет. Целая эпоха! В августе 1972-го меня прямо со службы в армии берут на роль дьякона Победова в картину Иосифа Хейфица «Дуэль». Сразу попадаю на съёмочную площадку, где меня окружают… Олег Даль, Владимир Высоцкий, Анатолий Папанов, Людмила Максакова, Анатолий Азо! А вдобавок ещё и такие мастера «второго плана», что спина холодеет у молодого артиста.
Но всё оказалось не так страшно.
Прежде всего, успокоило то, что большинство шедших на площадке разговоров были театрального толка, что мне, как человеку урождённо театральному, было очень интересно. Причём тон задавали тут именно Олег с Володей.
По способу существования в искусстве, по способу работы — они вообще очень выделялись в этой группе. Ни Хейфиц, ни они не требовали друг от друга никакого «жима». Было такое впечатление, что пока Володя и Олег не сойдутся на чём-то с режиссёром — они вообще не смогут играть. Наиболее характерная картинка в памяти: Хейфиц сидит на складном стульчике, а они вдвоём, стоя рядом с ним, «работают головой», бесконечно разбирая очередную сцену.
После одного из их долгих диалогов у меня, например, возник и всё время вертелся в голове вопрос: а смог бы Олег работать даже у Андрея Тарковского?
Вообще, спустя пять лет, это были совсем другие люди! Не внешне, конечно.
Володю теперь любили буквально все. Вокруг него была какая-то определённая, очень устойчивая атмосфера. Но я не входил в этот круг.
Общение же с Олегом стало делом ещё более трудным, чем на «Хронике», да я особо его и не искал.
Зато его жена Лиза, державшаяся тоже обособленно от всех, была моим охотным собеседником, и разговоры с нею легко ладились…
На натурных съёмках, да ещё на юге, да в «бархатный сезон», — как не позволить себе расслабиться тёплым вечером после жаркой работы? Но, поскольку я — человек, не подверженный «соблазнам», все эти компании меня миновали. Так что свободное время коротал за книгами или сидя у прудика, перебирая струны гитары.
А как же обойтись без инструмента там, где были Даль и Высоцкий! В один из вечеров прозвучало:
— Юра, дай, пожалуйста, гитару! Мы хотим посидеть…
Не знаю, что на меня тогда нашло, но только последовало:
— Нет, не дам!
— Да, дай ты им…
— Не дам, и не просите! У меня на предыдущей картине на неё сели…
Но никто мне в вину этого не поставил. Не было ни обид, ни упрёка. Просто похлопали по плечу:
— Ладно, не бери в голову…
Может быть, поэтому у меня и сложилось о них двоих своё впечатление, как о людях, относившихся ко мне как к младшему, стриженому и ушастому брату, у которого всё-всё-всё в жизни ещё впереди…
А Олег… Олег остался и запомнился человеком, добрая теплота которого лучилась, мерцала, гасла, вновь вспыхивала и согревала очень и очень многих.
Этим мне не трудно делиться. Но это очень трудно выразить словами… В моей душе он стоит на светлой сторонке.
Ленинград, 28 января 1991 г.
Нелли Логинова
Этюд для одного зрителя[2]
Мой сын Алик бредил фильмом «Хроника пикирующего бомбардировщика», как бредил им и весь его 5-й класс. К нам домой часто приходил актёр «Современника» Лёва Вайнштейн (один из «лётчиков» в этом фильме — тот, что играл на скрипке), который в это время ставил некий спектакль, а мой муж делал сценографию к нему. Сын смотрел на Лёву с благоговением.
Однажды Лёва пришёл с Олегом Далем. Мальчик потерял дар речи. До того он сидел и мучился с задачей по арифметике, а тут замер и не сводил с Олега глаз. Взрослые о чём-то толковали за столом, немножко выпивали, потом Олег взял гитару и своим особенным голосом запел: «…Словно забыть старый причал мне не велит». Это было такое сердечное пение, будто действительно у Олега есть где-то заветный причал и есть девушка, которая «в толпе белой рукой чуть шевелит». Кстати, с того самого вечера это — любимая песня не только Алика, но и моя. Где бы ни услышала, сразу думаю: «Олег!»
Он, конечно, видел краем глаза «публику» за ученическим столом, но вида не подавал. Потом как-то легко встал, прошёл своей неслышной походкой по комнате, посмотрел эскизы на стенах. Подошёл к Алику: «Что делаем?» Сын очнулся: «Зада-ачку…» Олег стал читать условие задачи, потом повернулся к нам и громко, чётко, с возмущением в голосе, сказал: «Но эту задачу решить невозможно!» Лицо мальчика расцвело, буквально засветилось. Всем остальным было безразлично, решил он задачу или нет. А тут — сам Олег! Даль! Говорит, что она не просто трудная, а нерешаемая! «Так и передай учительнице», — сказал Олег строгим голосом. Алик сиял.
«Тебя завтра спросят?» — продолжал Олег. «Да-а, — шёпотом ответил сын. — У меня двойка стоит и больше ничего, а конец четверти…» Олег походил по комнате.
— Значит, сделаем так… Какой по счёту урок арифметики?
— Третий.
— Во сколько начинается?
— В десять двадцать пять.
