Игорь Нарский - Готфрид Лейбниц
Но прежде всего насколько ошибочно было его мнение о самостоятельности «истин» разума, т. е. истин видов А и В? Анализ показывает, что, несмотря на идеалистический характер этого мнения философа, в нем было и рациональное зерно.
Рассмотрим его точку зрения подробнее. Среди «истин разума» ведущую роль играют исходные истины А, т. е. самотождественные утверждения типа «всякая вещь есть то, что она есть», «равносторонний прямоугольник есть прямоугольник», «существующая сущность существует», «разумная сущность есть сущность» и др. К числу их относятся логические утверждения, которые впоследствии стали называть «тавтологиями», истины математики и т. д. Все эти истины основаны на принципе тождества (4, с. 80, 318; 3, с. 348). Они получаются через анализ содержания субъекта предложения, с которым совпадал или в нем имплицитно уже находился его предикат, так что это истины аналитические. Они непосредственно проистекают из онтологической структуры мира, в соответствии с которой монада тождественна совокупности всех своих свойств и состояний, содержат в себе законы Вселенной (4, с. 395) и служат «для связывания идей» при ее познании (4, с. 402).
Производность истин В от истин А несомненна по определению (3, с. 178). Они дедуктивно выводятся из исходных истин на основании формальнологического закона противоречия (3, с. 347) и, как и первые, являются истинами во всех возможных мирах, а следовательно, и в нашем. Охватывая всю сферу возможного, они оказываются необходимыми: «Возможные истины истинны, а невозможные ложны» (4, с. 235).
Приложение истин В к нашему реальному миру порождает суждения, выведенные из реальных определений и составляющие ту часть класса предложений, выводимых из номинальных дефиниций, для которой характерно, что определяемая вещь возможна. Таковы суждения, что «вещь не есть то, что не есть эта вещь», «реальная сущность не есть сущность нереальная, воображаемая», «теплое не есть цвет», «сладкое не есть горечь» и др. Последний пример особенно показателен в качестве продукта применения закона противоречия к понятиям чувственности, на базе которой возникают истины вида С, так что можно даже сказать, что этот продукт применения данного закона к истинам С, имеющий условный характер: «Если есть „теплота“ и если есть „цвета“, то теплота не есть цвет» и т. п.
Но это еще не говорит о том, что сами истины С зависят по своему содержанию от «истин разума», т. е. от истин вида А и В, хотя говорит о том, что формулирование истин С происходит непременно при использовании хотя бы простейших логических структур. Высказать, что «это есть теплое», можно только через применение субъектнопредикатной структуры, отождествляя в данном случае «это» с «теплым» и т. д. Недаром вообще «чувства не могут убедить нас без помощи разума в существовании чувственных вещей» (4, с. 115), и сам вопрос об истинности или ложности ощущений возникает только на уровне экзистенциальных суждений об ощущаемых качествах и воспринимаемых вещах. И в этом Лейбниц прав.
Истины вида С Лейбниц характеризовал как внелогические по содержанию и «случайные» (в том смысле, что противоположное им не нарушает закона противоречия, а значит, «возможно»). Истины С охватывают сферу явлений монад в нашем реально существующем мире, но не касаются существования логических истин, возможных миров (существующих именно в сфере логической возможности) и бога. Основанием истин факта служит закон достаточного основания: ведь констатация чувственно воспринимаемых явлений всегда нуждается в обосновании ее соответствующими восприятиями.
Утверждение о самостоятельности «истин разума» Лейбниц во многом базировал на традиционно рационалистической критике чувственного познания. Констатация чувственно воспринимаемых фактов всегда ненадежна, «условна», лишена абсолютной достоверности (4, с. 362, 395), а сами факты «случайны». Опираясь только на ощущения, мы впали бы в далеко идущие заблуждения (4, с. 399), роднящие нас с более низкими, чем мы, монадами. К этому результату приводит и ориентация на знания, получаемые путем индуктивных обобщений, которые также лишены абсолютной достоверности. Поэтому Лейбниц ищет источник таковой в самом разуме, в его логических построениях, которые были бы самостоятельны в отношении фактов внелогической эмпирии.
Мы оцениваем эти поиски Лейбница следующим образом. Если бы была возможна только единственная логическая система (двузначная и притом субъектно-предикатная логика), в таком случае из посылок его рационализма вытекало бы, что эта система и ее следствия есть непосредственный слепок со структуры действительности, так что истины видов А и В от истин факта не зависят и они самостоятельны. С точки зрения диалектического материализма независимость двузначной логики от структуры эмпирической действительности и ее познания иллюзорна, но в утверждении о совпадении структуры логики и структуры мира есть немалая доля истины. В. И. Ленин писал, что «логические формы и законы не пустая оболочка, а отражение объективного мира… Самые обычные логические „фигуры“… суть школьно размазанные, sit venia verbo[17], самые обычные отношения вещей» (2, 29, с. 162, 159). С этим вопросом у Лейбница связаны проблемы универсальности формальной логики[18].
Если же отказаться от узкого постулата универсальности двузначной логики и признать, что теоретик имеет право конструировать различные логические исчисления и системы, тогда здание рационализма Лейбница окончательно рушится. Следует, однако, признать, что он был в некотором роде прав, утверждая независимость истин от эмпирических фактов. Но лишь «в некотором роде», ибо практическое принятие логической системы зависит от ее интерпретации в области фактов, а осуществляемое современными учеными «вложение» многозначных логик в двузначную доказывает их зависимость от структуры нашего мира, следствием которой являются и наблюдаемые факты, и формулируемые нами истины факта.
Теперь о стремлении Лейбница истолковать истины факта как производные от истин видов А и В. Будучи вполне естественным для его рационализма, это стремление было им реализовано на основе следующих предпосылок: (1) расширительного логического истолкования закона достаточного основания, (2) акцента на неисчерпаемость в принципе врожденного содержания нашего сознания и на (3) возможность строго логического выражения любой истины из области фактов.
