Тим Скоренко - Легенды неизвестной Америки
Но у бойницы был и плюс. Её ширина вполне позволяла бросить внутрь гранату.
Я подкрался, достал из вещмешка первую № 2. Тут я несколько отвлекусь, чтобы пояснить конструкцию хэйлсовской гранаты. Первая осколочная граната, так называемая «бомба Миллса», появилась лишь в 1915 году. Внешне она уже напоминала современные гранаты и действовала по тому же принципу. Конструкция же Хэйлса была промежуточным звеном между фитильными гранатами девятнадцатого века и новыми осколочными. Детонатор к ней поставлялся отдельно. Перед броском нужно было вставить детонатор в гранату, затем вынуть из него чеку (сделанную в виде булавки, за которую не так и просто уцепиться) и лишь потом бросать. Самым опасным был момент вставки детонатора: граната могла легко сработать и превратить в кровавую кашу самого бросающего. Плюсом её использования в 1912 году было то, что граната являлась редким и непривычным оружием. «Вторые номера» ввозили в США из Мексики, куда они поставлялись из Великобритании по правительственному контракту. В Мексике в эти дни как раз бушевала революция, и войска нуждались в разнообразных средствах индивидуального и массового поражения. Могли ли инкассаторы предположить, что подобная штука есть у грабителя? Полагаю, нет.
В общем, я подкрался под самую бойницу, взял первую гранату, укрепил детонатор, вынул чеку и тут же затолкал гранату внутрь. Взорвалась она секунды через две — стоило чуть промедлить, и меня бы разнесло в клочки. Вагон хорошо тряхнуло, через бойницу над моей головой пошёл дым. Зато я почувствовал себя в безопасности.
Следующим пунктом была установка тротила. Работал я совершенно спокойно: укрепил шашки, подвёл детонатор, размотал провода и устроился футах в ста за толстым стволом дерева. Взрыв был оглушительный.
Когда рассеялся дым, я увидел, что второго заряда не потребуется. Скособоченная дверь одним углом лежала на земле, открывая треугольный проход внутрь вагона. Правда, видно не было ни черта, потому что дым от гранаты только-только начал выветриваться. Но я, уже ничего не опасаясь, пошёл к вагону, прихватив фонарь, ведро с водой и оружие.
Не забывайте, что тогда не было современных угольных противогазов. Какие-то отдельные конструкции со шлангами можно было найти, но с трудом, и защита их оставляла желать лучшего. Тут-то и пригодилась вода. Смочив тряпку и приложив её к лицу, я забрался внутрь, держа наготове пистолет (винчестер в ограниченном пространстве только мешал). Видно было плохо, дым разъедал глаза, хотя немалая его часть уже выветрилась.
Но то, что я видел, не позволяло мне поверить своим глазам. В вагоне не было ничего. То есть были повреждённые разрывом гранаты стены — и всё. Ни трупов, ни мебели, ни сейфа. И, конечно, никаких семнадцати мешков с деньгами.
Я подумал, что дым застилает часть помещения, в котором находится сейф. Зажёг фонарь и начал медленно обходить помещение по периметру. Но я даже ни обо что не спотыкался! В вагоне действительно ничего не было. «Железка» оказалась железкой в прямом смысле этого слова.
Когда я вышел на воздух, у меня слезились глаза, драло горло, тёк нос, а голова была совершенно пуста. Я не мог понять, что произошло. Я же видел, как инкассаторский вагон загоняли в депо для загрузки денег, как подъезжала машина… Неужели в этот раз что-то прошло не так? Неужели меня кто-то опередил ещё на вокзале? Тщательно подготовленный план, на который ушло столько времени и денег, полетел в тартарары.
Я сел рядом с вагоном на насыпь и стал тереть глаза. Просто тупо тереть глаза, не зная, что делать дальше. Собственно, следовало взять всё своё барахло и драпать домой. Но у меня не было на это сил — скорее духовных, нежели физических. Мне было всё равно: пусть возьмут, пусть арестуют, пусть посадят. Успешно проведенная операция, называется. Идеальное преступление, блестящее ограбление пустого вагона.
Мне нужно было на чём-то выместить свою злобу. Я встал, забрался в почтовый вагон и начал вытряхивать на пол мешки с письмами. Один, второй, третий — а потом стал поджигать их. Когда я выпрыгнул наружу, внутри уже полыхало. Пусть никто не получит своих писем, сволочи. Пусть горит всё огнём, думал я. Ненависть бурлила во мне. Ей-богу, появись вдруг отряд полицейских, я бы без всяких раздумий вступил с ними в перестрелку и дорого продал бы свою никчемную жизнь.
Минут через десять я всё-таки сумел взять себя в руки. Ведро я оставил в наследство полицейским заодно с удерживающим дерево проволочным канатом. Оставшиеся шашки, гранаты, оружие, наручники — забрал с собой. С тяжёлым сердцем я брёл через лес, и самое странное, что никакого страха не было. Душа не уходила в пятки при мысли, что сейчас на меня сзади набросится отряд полиции. Я просто шёл, как мог идти, например, на озеро купаться или за продуктами в лавку.
Никто не заметил, как я пришёл домой. Я поднялся в свою комнату, аккуратно уложил боеприпасы в шкаф и плюхнулся на кровать. Я не знал, что делать. Сил на новое ограбление у меня явно не было, а подавленное состояние не позволяло делать ничего общественно полезного. Я чувствовал, что впадаю в депрессию, которая будет властвовать надо мной ещё долго.
Что спасло меня от депрессии? Вы не поверите: суд.
Да, меня взяли на следующий день. Я никуда не бежал, не пытался спрятать амуницию, не заметал следы. Машинист поезда обнаружил исчезновение двух последних вагонов на первом же повороте (или ему сообщили пассажиры — не знаю), и на следующей после Джонсонбурга станции, в Риджвее, он оповестил полицию. Полиция была на месте примерно через десять минут после того, как я бежал. По моим следам пустили собаку-ищейку, и дело было в шляпе.
Нетрудно догадаться, что в моём положении были и хорошие стороны. Во-первых, я никого не убил. Более того, не украл ничего ценного. Если бы я не сжёг почтовый вагон, всё бы вообще обошлось легко. Но намерение моё было понятным: ограбить инкассаторов. Поэтому на меня постарались навесить всех возможных собак. То есть незаконное приобретение и хранение оружия (ТНТ и гранат в частности, как запрещённых к свободной продаже), уничтожение государственной (двух вагонов) и частной (письма, посылки) собственности, помехи движению транспорта и даже уничтожение деревьев, принадлежащих заповеднику национального значения.
Но самым неприятным было то, что на суде я узнал причину своей неудачи. «Железка» всегда была лишь отвлекающим манёвром. Как на самом деле перевозили деньги, никто не знал. Может быть, в подполе обычного пассажирского вагона. Может быть, на автомобиле. Может быть, в кабине у машиниста. Расчёт был именно на то, что грабить будут характерный инкассаторский вагон — он служил приманкой. Более того, как оказалось, это уже шестой случай ошибочного ограбления за последние пять лет (имеется в виду — в районе восточного побережья, а не только в нашем штате). Я попался на крючок.
