Николаус Белов - Я был адъютантом Гитлера
Блестящий государственный визит в Италию 3-10 мая 1938 г. прошел с большой помпой. По желанию Гитлера, он вместе со своим сопровождением должен был посетить не только итальянского короля. Ему было гораздо важнее уже самим подбором сопровождающих его лиц дать ясно понять, что в данном случае речь идет об ответе на визит Муссолини в Германию прошлой осенью. При этом выяснилось, что для подобного государственного визита такое количество сопровождающих фюрера министров и высших чинов чрезмерно велико. Государство и вермахт представляли Риббентроп, Кейтель, Ламмерс и Майсснер, партию – Гесс, Геббельс, Франк, Гиммлер и Бойлер, да притом – все с женами и каждый с собственным штабом. Поскольку ехали и многочисленные представители прессы, потребовалось целых три железнодорожных состава.
Замещать Гитлера в рейхе на время его отсутствия был назначен Геринг. В этом качестве он проводил фюрера хвалебной речью насчет «оси Берлин – Рим». Гитлер выглядел свежим и здоровым. Он радовался этой поездке, однако перед отъездом в первой половине дня написал свое завещание. Во время вступления в Австрию якобы был раскрыт план покушения на него. В вихре этих дней решительный злоумышленник легко мог бы осуществить свой преступный замысел. Это и побудило фюрера объявить Геринга в завещании своим преемником.
В Риме нам была пышно продемонстрирована вся роскошь монархии, подчеркнутая произведшими на нас сильное впечатление старинными памятниками архитектуры. Большую роль сыграл и придворный церемониал. Мне он показался излишним, но был необходим для внешнего и внутреннего престижа королевства.
4 мая вечером король устроил государственный прием во дворце Квиринал.
На следующий день вечером Гитлер, король, кронпринц и Муссолини, а также высшие германские и итальянские сановники отплыли на линкоре «Conte di Cavour» в Неаполь для присутствия на маневрах итальянского военно-морского флота. Сам я находился на борту одного миноносца и был поближе к месту действия. Путткамер похвалил быстро и точно произведенный выход миноносцев из узкой акватории порта. В дальнейшем ходе маневров на нас большое впечатление произвело эффектное одновременное погружение и всплытие 100 подводных лодок, не имевшее, однако, никакого военного значения.
Состоявшийся на третий день визита и с большим нетерпением ожидавшийся Гитлером военный парад принес нам разочарование. Танки и пушки не отвечали новейшему уровню военной техники. Гордость Муссолини «Passo Romano», это подражание прусскому парадному шагу (после поездки в Германию он ввел его для элитных частей вопреки сопротивлению своих советников), производило впечатление слишком скованного и какого-то судорожного, да к тому же и чересчур замедленного. Тем отраднее было видеть прохождение знаменитых итальянских горно-стрелковых частей, так называемых берсальеров.
Во второй половине дня Гитлеру пришлось пережить такой пункт программы, который оказался ему неприятен. Губернатор Рима князь Колонна, человек с внушительным обликом и чертами лица древнего римлянина, пригласил его на прием в Капитолий. Несколько сотен гостей заполнили прекрасные залы. Присутствовал весь королевский двор. После официальной церемонии высокие персоны вместе с немецкими гостями стали танцевать полонез. Танец этот вывел их цепочку в узкий уличный проход, в котором скопились любопытствующие. Во главе процессии шествовал Гитлер под руку с королевой. Эта ситуация показалась фюреру умаляющей его достоинство. Потом он говорил, что публика глазела на него, как на «редкостного зверя».
Воскресенье опять было посвящено демонстрации качества итальянских вооруженных сил. В первой половине дня итальянские ВВС показывали вблизи Чивитавеккья бомбометание по морским целям. После обеда мы наблюдали учения сухопутных войск с боевыми патронами. Тяжелые пехотные орудия, пулеметы и минометы вели обстрел залегших пехотных частей. Оба учения показали опытность и высокий уровень боевой подготовки.
В понедельник, 9 мая, мы поездом отправились во Флоренцию, где нашим хозяином был Муссолини. Этот день доставил Гитлеру, как он часто вспоминал потом, особенное удовольствие. Будучи свободен от застывшего придворного церемониала и ограничений, фюрер полностью наслаждался искусством, восхищался красотой этого города.
Дни, проведенные в Риме, связаны для меня с одним памятным событием. Однажды я остался при Гитлере во дворце Квиринал на обед, который он устроил для самого узкого круга своих сотрудников в специально отведенной столовой. Когда лакей объявил о начале обеда, Гитлер велел мне занять за столом место, обычно предназначавшееся для самого старшего по чину из всех присутствующих. Я был совершенно обескуражен, ибо таких здесь было несколько. Жест Гитлера своей необычностью удивил и их.
Когда все расселись, Гитлер сказал (воспроизвожу по смыслу): «Вот там сидит тот, кто постоянно добавлял горькую каплю вермута в мое восхищение итальянцами». Он намекал на мое весьма отрицательное мнение насчет итальянской авиации, которое я, опираясь на собственное знакомство с ней еще с 1933 г., высказал в ноябре прошлого года в «Бергхофе». Тогда он моим сведениям не поверил: в его сознании никак не укладывалось, чтобы именно такой человек, как Муссолини, создавший фашистскую Италию, имел бы неудовлетворительные вооруженные силы. Теперь же он получил собственное представление и знает, в чем причина. Все дело в том, что итальянские вооруженные силы – не фашистские, а монархистские и Муссолини никакого влияния на дух войск вообще не имеет. Моя тогдашняя оценка итальянской авиации оказалась совершенно правильной.
Дальше разговор вертелся почти исключительно вокруг германо-итальянского союза. Гитлер признал, что союз этот базируется только на его дружбе с Муссолини. Он подчеркнул, сколь важным показал себя этот союз в дни кризиса из-за Австрии. Да, разумеется, он точно знает, что союз с Италией у немецкого народа популярностью не пользуется. Но ему не остается ничего иного, пока англичане упорствуют на своем Версале. Господа в королевском дворце, как выразился фюрер, насквозь пропитаны враждебностью ко всему немецкому. Дело за тем, чтобы усилить позиции Муссолини.
Лестное высказывание фюрера произвело на меня очень сильное впечатление. В свое время он, оказывается, выслушал меня внимательно, не забыл моей оценки и вот теперь, в присутствии многих, признал свою ошибку. Слова Гитлера явились для меня новым подтверждением того, что он своего адъютанта все-таки услышал. Но я все еще задавал себе вопрос: почему же сухопутные войска и германский военный атташе в Риме не давали ему верной картины боеспособности итальянской армии?
