Клеменс Подевильс - Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942–1943
Спускаемся в просторный подвал. Тут полным– полно солдат, которые лежат на полу или деревянных нарах или сидя дремлют на стульях. Все они спят. Душный воздух наполнен храпом и хрипом. Полумрак. Только на другом конце помещения от керосиновой лампы исходит слабый свет. Он падает на длинный стол. На нем стоят полевые телефоны, разложены карты, за столом сидят офицеры.
Мы у цели, в подвальном помещении котельной школьного здания, где размещается штаб батальона. Рядом с командиром батальона командир инженерного подразделения. Во всех подробностях утвержден план ночной атаки, которая начнется через час. Атакующие подразделения должны преодолеть полосу городской застройки на глубину 300 метров до Волги. В ходе внезапной атаки, без– артподготовки, боевые группы должны продвинуться до реки. Остальные подразделения следуют за ними, они должны подавить сопротивление в городских кварталах, на территории заводов и между развалинами. За пехотой двигаются саперы, и еще до рассвета наш передний край должен быть у Волги. Таковы план и приказ…
Коренастый командир пехотного батальона, ему около сорока лет. Широкое лицо, поседевшие волосы, зачесанные назад. Он говорит с досадой человека, которого мучает судьба вверенных ему солдат. Численный состав его батальона? С учетом приданной роты он составляет 50 человек. Никакой замены, вот уже пять недель под огнем, немытые, вшивые и почти лишенные сна. Здесь любой может вычислить со статистической вероятностью, когда в него по меньшей мере попадет пуля, он будет убит или ранен. Однако если в него попадает осколок, а получить его несложно, то солдат, после перевязки, вновь возвращается в свою траншею, свой блиндаж. Лишь бы не бросать других на произвол судьбы!
Командир не разрешает даже своим подчиненным, которые находятся с ним в блиндаже, выходить в школьный двор. Именно так, при выходе во двор, был убит не один человек.
С артиллерийским наблюдателем-корректировщиком мы поднимаемся на второй этаж здания. Каменные стены стали «более рыхлыми» – с тех пор как два дня назад во двор упала бомба, – в стенах дома глубокие трещины. Добравшись до верха, мы подходим к одному из окон, с видом на восток и Волгу. Разрывы снарядов превратили оконный проем в огромную выщербленную дыру.
Перед нами, внизу вдоль реки, здания и длинные улицы, похожие на слоистый пирог. Тихо лежит под луной увенчанный острыми выступами, разрушенный город, слабый свет луны подчеркивает контуры. Атака будет проведена при лунном свете. В ходе наступления слабая видимость и прикрывающая атакующих темнота должны дополнять друг друга. Редкие выстрелы разрывают тишину. Впереди, сквозь развалины, видна серебристая при лунном свете гладь Волги. Затем вдруг звучит в пустоте джазовая музыка. Музыка прекращается внезапно, как и началась, и дальше звучит через Волгу на немецком языке требование о сдаче. Оно раздается торжественно, монотонно и с грубым иностранным акцентом. Эта агитация повторяется каждую ночь, как будто русские не знают, что самым страшным исходом, который может постигнуть наши части, является плен. И если у ужаса есть голос, то этот мрачный, хриплый тон вырывается будто из чудовища, которое научилось разговаривать. В конце требование о содействии по освобождению Германии, напоследок – походный марш при Хоэнфридберге[65].
Полночь – половина первого. Передовые подразделения уже должны начать наступление. Мы прислушиваемся к темноте внизу. Проходит несколько минут, нет ни единого выстрела. Продвинулись ли они вперед, никем не замеченными? Однако теперь в темноте раздаются первые выстрелы из винтовок. Заработал русский пулемет, он бьет длинными очередями, глухо, как барабанная дробь. Далеко впереди, непосредственно у береговых откосов, возникает зарево, которое мгновенно рассеивается в виде тысячи искр. Рядом с ним второе. Это сосредоточенные заряды, посредством которых штурмовые группы действуют против очагов сопротивления противника. Справа возникает короткая, моментально вновь гаснущая огненная струя наискосок. Сноп пламени из огнемета попадает в деревянный дом, сначала происходит только возгорание, а потом дом горит ярким пламенем. Однако тут вступают в бой минометы противника и ведут откровенный неподвижный заградительный огонь за позициями наших передовых частей. Слева, с фланга, пулемет стреляет трассирующими пулями. Противник обнаруживает штурмовые группы, ночной бой разгорается. Остальные подразделения под огнем укрываются в окопах.
В ходе ночной операции передовые подразделения потеряли 40 процентов личного состава. Если не считать частичного успеха на правом фланге, то они были отброшены на исходные позиции. Пехота вовсе не участвовала в атаке. Так Волга на этом участке и впредь остается недосягаемой. Вернувшись с рекогносцировки, командир не разговаривает, он словно окаменевший. Все будет продолжаться как и ранее, в ходе кровопролитных боев местного значения за овладение отдельными развалинами. Вскоре его старый батальон был полностью уничтожен. Требуется пополнение, прибывает замена, Сталинград жадно глотает людей.
4 октября
Бои на фронте дивизии ослабевают. Мы отказались от попытки прорыва к берегу в лоб.
Вчера Флайсснер вернулся на автомобиле. Новые поршни он установил с помощью одного русского хиви[66] в мастерской под Калачом-на-Дону. Должно быть, это настоящий фокус, чтобы машина была на ходу и ни одна песчинка не попала в цилиндры. Они ремонтировали двигатель не в закрытом помещении, а во дворе рядом с большой дорогой, где двигались войска, поднимавшие пыль.
7 октября
В Сталинграде, где идет война на истощение, была учреждена комендатура города, поспешно и с умыслом. Она повесила объявления, извещающие о запрете независимых квартирьеров[67]. И действительно, если подумать – в Сталинграде каждый доволен, если найдет убежище за разрушенными каменными стенами или в подвале! Другое предостережение гласит: «Появление в Сталинграде связано со смертельной опасностью». Солдаты иногда делают крюк, чтобы увидеть своими глазами эту надпись. Кому это удается, фотографирует ее. Однако у всего есть свои причины – и у предостережения о смерти в Сталинграде! Тыловые подразделения часто доходят в поисках дров и материалов для размещения командования на зимних квартирах вплоть до самого города. И наивные и легкомысленные люди несут потери.
11 октября
Свободные дни перед началом нового наступления на старую часть Сталинграда я использую для поездки в свою старую 16-ю танковую дивизию. В ней уже нет однорукого генерала Хубе, он пошел «наверх». Теперь он командует танковым корпусом.
