Кристиан Жак - Нефертити и Эхнатон
То обстоятельство, что Атон заменил Осириса в роли гаранта вечной жизни, возможно, не вызвало у египтян никаких особых эмоций. Вряд ли рядовые жители Египта разбирались в утонченной теологии бога света – как, впрочем, и в теологии Амона. Они довольствовались сознанием того, что сакральные силы продолжают властвовать над повседневностью и что судьбы людей по-прежнему зависят от действий богов.
Умерший перед алтарем с жертвенными дарами. Боковая панель ларца Перпаути и его супруги Ади. Раскрашенная сикомора. Собрание Восточного музея при Даремском университете (Великобритания). Типичное изображение для заупокойного культа, которое при произнесении магической формулы должно было воплотиться в реальность. Интересно, что в этой сцене умерший, его сын (стоит) и алтарь изображены как тени.
Были ли у Атона «соперники» в его собственной столице? Некоторые египтологи полагают, что дело обстояло именно так. Эрман, например, писал: «Когда сегодня, по прошествии нескольких тысячелетий, мы пытаемся представить себе государство амарнской эпохи, то невольно испытываем искушение видеть лишь безмятежный мир, купающийся в солнечных лучах. Молодая царственная чета с маленькими дочерьми, великолепный город с чарующими храмами, дворцы и виллы, сады с прудами – все это в наших глазах окружено ореолом радостной веры, которая будто бы не знала иных чувств, кроме благодарности Творцу, благому и справедливому по отношению ко всем людям, включая чужеземцев. Подобные вещи, если бы они существовали в действительности, следовало бы считать удивительным и редким исключением из мировой истории. Но увы! Радующий нас блеск был только внешним; беды и заботы не обошли стороной амарнский двор. Несмотря на все усилия царя, большинство народа отвергло новую веру и продолжало втайне поклоняться своим древним богам».
Отказаться от взгляда на жизнь в Ахетатоне как на своего рода земной рай и в самом деле необходимо, однако идея Эрмана о тайном поклонении египтян прежним богам кажется нам весьма спорной. Царь просто не мог не знать, что часть египетского населения в эль-Амарне и других местах продолжала религиозную практику своих предков и что большинство его подданных вовсе не отдавали свои сердца исключительно одному Атону.
Жители Ахетатона носили имена, в которых упоминались традиционные божества. Царь никого не принуждал менять такие имена на другие. В ходе раскопок были обнаружены многочисленные амулеты и мелкие культовые предметы, посвященные таким божествам, как Бес, Исида, Тауэрт и даже Амон. В доме некоего Птахмосе, например, находилась стела с восхвалением бога Птаха. Среди золотых украшений, найденных в 1822 году неподалеку от царской гробницы, было одно кольцо с кабошоном, имеющее форму лягушки (богини Хекат), сидящей на скарабее. С внутренней стороны кольца выгравировано имя «Мут, госпожи неба», супруги Амона. Невозможно предположить, что все эти вещи попали в Ахетатон уже после того, как жители покинули город. Следовательно, «народная» религия существовала параллельно с официальным культом Атона.
Весьма спорной оказалась находка Питри: он обнаружил странные маленькие фигурки и интерпретировал их как «скандальные карикатуры на царскую семью». Речь идет об изображениях колесниц, запряженных обезьянами. Каждой колесницей правит возничий, тоже обезьяна, рядом с которым стоит обезьяна-самка. Эхнатон и Нефертити? Маловероятно. Можно сослаться на другие фигурки, тоже изображающие обезьян: зверьки играют на арфе, занимаются акробатикой, едят, пьют. Иконография фигурок скорее соотносится со сказочными сюжетами: это могли быть поделки скульпторов или детские игрушки. Видеть во всех подобных изображениях политическую сатиру на царственную чету было бы абсурдно – тем более что символика обезьяны в Египте не носит негативной окраски. Подвижных обезьянок, животных умных, египтяне приручали и держали на поводке; но в то же время они поклонялись большим обезьянам, павианам, каждое утро приветствующим восход Солнца, и другой обезьяне, которую считали воплощением бога мудрости Тота.
Народные верования сохранялись в Ахетатоне, как и в других городах Египта. «Маленькие люди» оставались верными традиции, хотя с уважением восприняли и появление нового божества, Атона, от которого теперь зависели их счастье и благосостояние. Фараон – это не политическая фигура, а царь-бог. У него не может быть «соперников», поскольку его символическое естество представляет собою ось, связующую небо и землю. Именно через него на всю страну изливается духовное и материальное благополучие. А потому, как бы ни менялись от царствования к царствованию те формы, в которых предпочитает являть себя божество, это никак не влияет на статус фараона.
Не монотеизм и не политеизмТак был ли Эхнатон создателем монотеизма?
Вопрос сформулирован неудачно. Два тысячелетия религиозной эволюции Запада породили убеждение в том, что монотеизм есть высшая форма религии, а политеизм давно устарел.
Однако древние египтяне явно не разделяли подобной точки зрения. Да и вообще, монотеизм и политеизм – это две формы догматизма, равно непригодные для выражения природы сакральных сил.
Очень важно понять следующее: египтяне не верили – ни в одного бога, ни во многих богов. Они обладали определенными знаниями о божественных силах и экспериментировали, пытаясь эти знания расширить. Чтобы добиться бессмертия, нужны знания, а не вера. Отсюда – огромное значение в египетской культуре текстов и ритуалов, которые воспринимались как истинная наука о бытии.
Чему же учили священные тексты и ритуалы? Тому, что каждое божество есть выражение Единого, но это Единое не исключает множественности. Монотеистическая концепция единственного бога, исключающая возможность существования других богов, свидетельствует не о прогрессе религиозного сознания, а, напротив, об ущербности восприятия сакрального. В каждом египетском храме почитался один бог и его манифестации. «Бог единственный, сам преобразующий себя в миллионы форм, – говорится, например, об Амоне, – в нем заключены все боги».
Египетская «религия», собственно говоря, есть нечто, связующее индивида с сакральным миром – посредством множества путей, которые все ведут к одному центру. Но человек не в состоянии непосредственно увидеть этот центр, ибо не обладает достаточной духовной «компетентностью». Вот почему вера, сколь бы искренней она ни была, не может заменить знание, которое рождается из символической и ритуальной практики.
