Лаврентий Берия - «С Атомной бомбой мы живем!» Секретный дневник 1945-1953 гг
Очень мне сейчас до современных физических теорий. Тут с практикой надо разобраться.
Провели второе заседание Тройки.
13 июня 1952 года в газете «Красный флот» была опубликована статья члена редколлегии журнала «Вопросы философии» А.А. Максимова «Против реакционного эйнштейнианства в физике».
В.А. Фок тут же написал ответ в виде статьи «Против невежественной критики современных физических теорий». Группа физиков (Курчатов, Алиханов, Ландау, Тамм, Сахаров, Арцимович, Головин, Флеров, Леонтович, Мещеряков) направила статью Л.П. Берии. Тот переслал её 24 декабря 1952 года в ЦК КПСС Маленкову на рассмотрение. Но В.А. Фок в своём докладе в Физическом институте АН СССР в начале 1953 года похвалился, что статья-де Берией одобрена. Максимов взвился на дыбы и стал письменно жаловаться Берии. 17 февраля 1953 года Берия переправил Маленкову и это письмо. Не в свои сани Л.П. Берия никогда не садился.
10/II-53В Израиле взорвали бомбу перед посольством[442]. Коба без разговоров разорвал дипломатические отношения. Теперь пойдет одно к одному. Это они умеют. Ну и наср…ть. Коба настроен решительно. Говорит, если они пойдут на войну, нам будет плохо, и Америке плохо. Но Англию мы просто прихлопнем. Хватит пары Бомб, а довезти их до Англии мы сможем. А что делать? Снова воевать на своей территории?
Хватит, отвоевали.
Коба прав, если мы на их угрозы так открыто заявим, подожмут хвост. До Америки от Берлина далеко, а до Лондона близко.
17/II-53Сегодня Коба снова вызвал. Уточняли детали, доложили о готовности[443]. Николай переговорил с Василевским. Сразу после Президиума Коба считает необходимым созвать внеочередную Сессию Верховного Совета. Он возьмет на себя Советскую власть, Совмин на мне, ЦК на Георгии, а Николая в Заместители по Верховному Совету[444]. Возможно он возьмёт и военное министерство на первых порах. Косыгу на Госплан, Первухина возьму в первые замы по Совмину. Насчёт Лазаря надо подумать.
Коба сказал, больше собираться у него не будем, чтобы не было лишних разговоров. Ему надо еще раз все обдумать. Может, соберет за столом в конце месяца. Для отвода глаз с Мыкытой.
23/II-53Собирались Тройкой последний раз. Через неделю все начнется.
26/II-53Все идет спокойно. Сегодня утвердил Постановление по немецким специалистам[445], все как обычно, а на душе неспокойно. Мы готовы, остается ждать Пленума[446].
Комментарий Сергея КремлёваЗапись в дневнике Л.П. Берии от 26 февраля 1953 года оказывается последней, сделанной до смерти И.В. Сталина. Причём далее из дневника нельзя понять, состоялась ли та знаменитая «Тайная вечеря» Сталина с Тройкой и Хрущёвым в придачу, о которой мы знаем из воспоминаний Хрущёва и ряда сотрудников охраны Сталина?
Ранее я склонялся к мнению (и писал об этом в своих книгах), что ужин в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года на сталинской даче был.
Сейчас, особенно после знакомства с малоизвестной, но блестящей книгой Ивана Ивановича Чигирина «Грязные и белые пятна Истории. О тайне смерти И.В. Сталина и о некоторых обстоятельствах его правления», я не склонен высказываться так определённо.
Более того, есть основания предполагать, что история с ужином вымышлена Хрущёвым и хрущёвцами в позднейшие времена.
Из всех участников того то ли реального, то ли виртуального застолья Хрущёв (1894–1971) скончался третьим после Сталина (1879–1953) и Берии (1899–1953). То есть к моменту надиктовывания Хрущёвым «своих» «мемуаров» Булганин (1895–1975) и Маленков (1901–1988) были ещё живы.
Не знаю, были ли они знакомы с magnum opus Никиты «Берули» — «его» «мемуары» издавались за рубежом. Но если два бывших советских лидера и были с ними знакомы, то каким-то публичным образом своих возражений не высказали, хотя Хрущёв лгал не то что через страницу, а через слово. Так что тот факт, что Хрущёва, если он лгал в отношении ужина 28 февраля 1953 года, могли уличить во лжи два ещё живых несостоявшихся «сотрапезника», не должен нас смущать. Хрущёв мог лгать, но уличён не был.
Тем не менее возможна, на мой взгляд, следующая примерная краткая реконструкция событий начала 1953 года и непосредственно 27 февраля — 5 марта 1953 года.
В этом году предпоследний день зимы — 27 февраля, пришёлся на пятницу.
28 февраля — суббота, а в воскресенье, 1 марта, уже начиналась весна, по крайней мере — по календарю.
Сталин в 1953 году принимал редко, но это не было признаком нездоровья, особенно если вспомнить свидетельства аргентинского посла Браво и индийского посла Менона, которых Сталин принимал 7 и 16 февраля и которые впоследствии отмечали его хороший тонус и вид. Так что скорее Сталин обдумывал предстоящие события и не считал разумным тратить силы и энергию раньше их начала.
Сил-то с годами не прибывало.
16 и 17 февраля он провёл короткие совещания стройкой. Общение с остальными членами высшего руководства в официальной обстановке свелось в 1953 году к заседанию Бюро Президиума ЦК 26 января 1953 года.
Прошлой осенью, 10 ноября 1952 года, было решено проводить заседания Президиума ЦК раз в месяц, а заседания Бюро Президиума ЦК — еженедельно по понедельникам.
Начиная с первого заседания Президиума ЦК, состоявшегося 18 октября 1952 года, Сталин вёл и все последующие заседания, кроме заседания Бюро Президиума ЦК 9 января 1953 года, когда обсуждались пропагандистские мероприятия по «делу врачей».
При этом последнее заседание Президиума ЦК пришлось на начало декабря, а в январе и в феврале 1953 года полный Президиум ЦК не собирался.
Что же до Бюро Президиума ЦК, то оно последний раз собиралось, как уже было сказано, 26 января 1953 года, не собравшись в феврале ни разу.
Всё это напоминало затишье перед бурей, и это затишье не сулило ничего хорошего прежде всего Хрущёву, если иметь в виду высшее руководство. Могли ожидать полной деловой (неформальной) отставки и Молотов с Микояном. Ворошилов уже давно был фигурой скорее представительской.
Сложным оказывалось положение Игнатьева. Он мог предполагать, что доживает как министр последние дни. «Огрехов» и даже грехов у Игнатьева накопилось к концу зимы 1953 года немало, и он не мог не вспоминать судьбу своего предшественника, экс-министра ГБ Абакумова, сидящего в узилище у пока министра ГБ Игнатьева.
А если Игнатьев был хотя бы косвенно связан с заговором против Сталина, то тем более должен был чувствовать себя не лучшим образом. И это могло отражаться на его поведении так, что оно выглядело ещё более подозрительным.
Игнатьев же, как это сейчас становится всё более ясным, был связан с Хрущёвым по заговору против Сталина прямо и не мог не привлечь к заговору хотя бы двух-трёх технических исполнителей из числа персонала и охраны дачи Сталина.
