Даниил Фибих - Фронтовые дневники 1942–1943 гг
ВКП(б) давно уже превратилась в своеобразный национал-социализм, – конечно, типично русский.
Видел окружную газету «Суворовский натиск». Серая слепая печать, бедность шрифтов, ни одного клише. И содержание под стать внешнему виду. Дарованиями редакция, видно, не блещет. Зато четыре полосы.
Материал главным образом посвящен боевой подготовке. Скука зеленая. Никакого сравнения с газетой «За родину». Моя задача – так или иначе побывать в Москве. Ведь я даже и на могиле папы не был. Если назначат в окружную газету, буду просить об отпуске, хоть бы на два-три дня. Если в армейскую – об отправке в распоряжение ГлавПУРа.
Конечно, в случае наступления окружная газета станет фронтовой и примет другой характер. Между прочим, член Военного совета округа – Мехлис. Старый газетчик, обращающий много внимания на работу литераторов. Гроза генералов всех родов службы.
Сижу в ожидании машины, которая должна меня подбросить на ст. Касторная. В 11 вечера оттуда идет рабочий поезд до Воронежа. Приеду часа в 3 ночи. Мучительные предстоят сутки.
Что-то меня ждет?
Машина ехала по редакционным делам в Касторную-Восточную. Мне нужно было в Касторную-Курскую, находящуюся рядом. Но в пути мои спутники – Пархоменко и др. – стали высчитывать, какой крюк они сделают, если «подбросят» меня, потом стали ссылаться на нехватку бензина – короче говоря, я плюнул, слез, не прощаясь, и пешком двинулся из одной Касторной в другую. Расстояние было километра два. Судьба мне улыбнулась, послав попутчиком одного ст. лейтенанта. Он был из 28-й Гвардейской, бывшей знаменитой на Северо-Западе, мисановской дивизии. Ехал тоже в округ, в отдел кадров. Славный и услужливый оказался парень – всю дорогу помогал мне нести проклятый чемодан, то и дело чередуясь.
Касторная-Курская – сплошные горы рыжего от ржавчины железа, бывшего вагонами, паровозами, немецкими машинами всех видов, цистернами, бочками.
Комендант помещался в отдельном маленьком заграничном вагончике с выпуклыми стенками, с дверями сбоку – прямо в купе. Он посоветовал мне расположиться на отдых подальше – в садике, под яблонями.
– Может быть неприятность. Почти каждый день прилетают.
Кто – было понятно. Впрочем, воздушная охрана этого района поставлена неплохо. Прозрачный, вечереющий, но еще знойный воздух гудел и скрежетал нашими патрулирующими «ястребками».
Часу в восьмом подали «пассажирский» поезд – он всего несколько дней как начал регулярно ходить между Касторной и Воронежем. Телячьи, совсем голые внутри вагоны – ни нар, ничего. Перед вагончиком коменданта томились с узлами и мешками крестьянки, девушки типа сельских учительниц, всякий убогий дорожный люд (снова ожил пильняковский «Голый год»), я обратил внимание на жалкую старушонку в салопе, в невероятно стоптанных валенках, в платке поверх старомодной шляпки. Она ходила, жуя что-то, вдоль состава, из сумки торчала бутылка с французской этикеткой «Коньяк» – видно, молочка на дорогу припасла старушка. С ней была наполовину парализованная, с трудом ковыляющая женщина. Она несла перекинутый через плечо двойной мешок, а в руке, кроме того, сумку. Нечего было и надеяться этим двум несчастным, беспомощным женщинам забраться в товарный вагон, куда с ревом и руганью перла толпа мешочников. Я понес вещи паралитички.
– Есть еще добрые люди на свете, – сказала старушка.
Потом я подсадил их кое-как в вагон, уже набитый народом. Моя шинель и майорские погоны сыграли свою роль: никто не думал протестовать.
После, когда я заглянул в вагон, желая проверить, как устроились мои подопечные, старушка крикнула мне:
– Как ваше имя?
– А что?
– Буду молиться за вас.
Жалко мне старух – всегда вспоминается бабушка.
Мы устроились неплохо. Я притащил в теплушку две доски, мой гвардеец – охапку соломы. Соорудили пышное ложе, прикрыв его плащ-палатками.
Около 12 ночи поезд отошел. Впрочем, спал я плохо. Нервы гуляли. Все время мысли о том, что меня ждет, зачем меня вызывают, как действовать в той либо другой ситуации. На остановках – кромешная тьма, снаружи крики, ругань, плач женщин, в наш вагон лезут все новые и новые, и где-то совсем рядом гремят и щелкают соловьи.
Вместо обещанных комендантом четырех часов утра в Воронеж прибыли часов в семь.
Город превратился в развалины. Руины, голые стены многоэтажных домов, сквозящие пустыми окнами, следы пожарищ с печными трубами, совсем как в Помпее одиноко торчащие колоннады. Трамвай везет нас до нужного пункта. Но жаркое погожее утро, густая зелень уличных лип, чисто подметенный асфальт тротуаров и мостовых, оживленное движение, спокойные и деловитые лица встречных, не обращающих внимания на страшные разрушения вокруг, заставляют и тебя забывать об этом. Воронеж не произвел на меня того угнетающего, тяжелого впечатления, какое производили города, даже менее пострадавшие от войны.
Великая сила жизни чувствовалась вокруг. Ничего, что развалины. А все-таки живем и будем жить!
30 мая. События принимают фантастический оборот. Но нужно по порядку.
Вчера, в солнечную погоду, по быстро подсыхающей дороге машина доставила меня до Касторной-Восточной.
Дальнейший мой маршрут был таков: село Новая Усмань, районный центр, где расположился штаб округа (12 – 15 км), затем село Рыкань – политуправление (еще 12 км). С трудом забрались на машину, идущую до Новой Усмани. Туда вело шоссе. По нему то и дело проносились машины. Наглые тыловые шоферы не обращали ни малейшего внимания на умоляющие знаки, которые им делали напрасно ожидавшие у дороги командиры с мешками и чемоданами – мои собратья по положению. Шоферы в прифронтовом тылу предпочитают возить колхозниц-торговок. От них можно поживиться.
Вот и Новая Усмань. Этап за этапом одолеваю я новый свой путь. Нелепо растянутое на километры село не село, городок не городок. Снова (в который раз!) нужно брести со своим грузом два-три километра. Я так устал, дойдя наконец до регулировщика, что, усевшись у дороги, сознательно пропустил остановленную специально регулировщиком машину, которая шла в Рыкань. Черт с машиной, поеду на следующей. На второй, на третьей… Эта случайность сыграла в дальнейшем большую роль.
Ко мне вскоре подбежал запыхавшийся гвардеец, который в Новой Усмани отстал несколько, занятый своими делами.
– Вам не нужно ехать в Рыкань. Оставайтесь здесь. С вами будет говорить Мехлис.
Оказалось следующее. Мой гвардеец в разговоре с начальством, к которому явился, сказал, что ехал из 53-й со мной.
– Майор Фибих? Мы его давно ждем. Догоните его, если успеете, и скажите, чтобы он дожидался приезда Мехлиса – он вернется вечером или завтра утром.
