Борис Шапошников - Воспоминания о службе
Помимо программы каждый из профессоров задавал свои излюбленные вопросы, которые тут же записывались, позже литографировались слушателями и ходили по рукам под наименованием «рыбьих» вопросов. Так, профессор тактики генерал Колюбакин требовал определить одним словом, каким должен быть партизан. Экзаменующийся мог говорить все что угодно: и сметливый, и храбрый, и т. п. Эти ответы не устраивали Колюбакина. По его мнению, все понятие о партизане определялось одним словом: отчаянный. Так же обстояло дело и с другими профессорами и преподавателями.
С начала сентября начались экзамены, которые с некоторыми перерывами на подготовку к следующему предмету закончились к первым числам октября. Первыми шли русский язык и верховая езда. Несколько человек, получив неудовлетворительные отметки по этим двум предметам, перестали держать дальнейшие экзамены. Может показаться странным, что верховая езда могла иметь решающее значение в подготовке будущего ученого офицера. Объясняется это опытом русско-японской войны. В бою под Яньтайскими копями дивизия Орлова, попав в высокий гаолян, рассыпалась. Управление дивизией было потеряно. Начальника дивизии генерала Орлова ранило, а начальника штаба конь занес в тыл, и подполковник не смог справиться с ним. Поэтому решили, чтобы впредь верховые лошади не заносили офицеров, потребовать от офицеров Генерального штаба хорошей верховой езды. Забыл фамилию этого начальника штаба 54-й пехотной дивизии, но во время мировой войны он, будучи уже генерал-майором и исполняющим обязанности начальника штаба Новогеоргиевской крепости, капитулировал вместе с крепостью. Поэтому едва ли в бою под Ляояном был так уж сильно виноват конь, затащивший его в тыл. Однако в русской армии так было принято: коли учитывать опыт, так учитывать.
После каждого экзамена объявлялся полученный балл, и уже сами экзаменующиеся решали, нужно ли дальше держать экзамены, или пора сходить с круга.
По математике экзамен вели два генерала-геодезиста: один, известный своими трудами по геодезии и топографии Витковский, который легко спрашивал и ставил хорошие отметки, другой — генерал Шарнгорст, пользовавшийся репутацией неподкупного и принципиального человека, строго спрашивавший и столь же строго ставивший баллы.
Все, конечно, мечтали попасть к Витковскому, но нужно было кому-то и страдать. Мне пришлось экзаменоваться у Шарнгорста. По алгебре в большой задаче по освобождению от иррациональности я сделал ошибку, которую сам и обнаружил. На глазах Шарнгорста исправил ошибку и, стерев помарки, правильно решил задачу. Это не снизило отметки, и я по математике имел 12 баллов.
По немецкому языку получил 10 баллов, а по французскому — 8. Перевел так, что в одном из сражений в Италии Наполеон отправил «ездящую пехоту» по выбранному направлению. А надо было: посадил пехоту на лошадей. К этому переводу придрался ассистент Генерального штаба полковник Ниве. Он задал вопрос: «Разве была “ездящая пехота” у Наполеона?» — «Нет, не было», — ответил я. — «Ну тогда и переводите, как написано в подлиннике». Я тут же исправил свою ошибку, но из-за того, что не смог правильно перевести военный термин, мне снизили балл.
Остальные экзамены прошли хорошо.
Как выяснилось впоследствии, из 300 человек, экзаменовавшихся в округах, к экзамену в Петербурге было допущено 150, т. е. 50 % желающих поступить в академию. По документам архива бывшей Николаевской академии Генерального штаба в 1907 году было принято 124 человека, причем 9 человек зачислено дополнительно с разрешения начальника Генерального штаба, как получившие неудовлетворительные баллы по французскому языку (5 баллов) при хороших общих других баллах.
Первым выдержал испытания корнет (первый офицерский чин в кавалерии, соответствовавший званию подпоручика. — Ред.) 14-го драгунского Нижегородского полка Пац-Помарнацкий. Он имел самый высокий средний балл — 10,23. Последним зачислен в академию артиллерист поручик Григорьев со средним баллом 8. Я выдержал испытания со средним баллом 9,82 и поступил в академию шестнадцатым.
Итак, на 150 офицеров, приехавших держать экзамен в академию, было принято 124 человека, т. е. 82,6 %. Из 124 офицеров 35 являлись представителями гвардейских частей, т. е. 28,2 %, а остальные 71,8 % приходились на офицеров армии. Сравнительно высокий процент гвардейских офицеров, выдержавших экзамены, можно объяснить хорошей подготовкой служивших в гвардии офицеров. Из военных училищ в гвардейские полки шли офицеры со средним баллом не менее 10, а из этой массы в академию готовились лучшие. По родам войск поступившие распределялись:
Пехотных офицеров — 67 офицеров 54,1 %.
Кавалерийских — 15 офицеров 12,1 %.
Артиллерийских — 36 офицеров 29,0 %.
Инженерных — 6 офицеров 4,8 %.
Приказом по Генеральному штабу от 16 октября 1907 года за № 96 все выдержавшие испытания были зачислены на младший курс академии.
Теперь нужно было подумать о подыскании большей по размеру комнаты: мы решили жить с братом вместе, хотя электротехнический институт, в котором он учился, был расположен на Аптекарском острове на Петербургской стороне. Комнату я скоро нашел на Суворовском проспекте между 5-й и 6-й Рождественскими улицами на четвертом этаже в квартире заместителя начальника главного военно-ветеринарного управления. За комнату с обедом я платил 40 рублей, утренний и вечерний чай входил в мои расходы, завтракал же в столовой академии. С производством в поручики я уже получал 74 рубля жалованья, к этому по Петербургу выплачивалось 25 рублей квартирных ежемесячно. Таким образом, бюджет возрос до 100 рублей в месяц. Все книги для занятий и большинство конспектов слушатели получали из склада учебных пособий академии во временное пользование, на приобретение же чертежных и канцелярских принадлежностей и карт выдавалось пособие при поступлении в академию 140 рублей и затем при переводе с курса на курс 10—100 рублей ежегодно.
Академия Генерального штаба помещалась на Суворовском проспекте в специально построенном для нас двухэтажном здании, имеющем форму буквы «П». Перед зданием был разбит небольшой сквер с памятником павшим в боях офицерам Генерального штаба. Рядом с учебным зданием академии по переулку, соединявшему Суворовский проспект с Кирочной улицей, тянулись корпус для квартир постоянного состава академии, Суворовская церковь, перенесенная из села Кончанского, Суворовский музей — небольшое здание с мозаикой на темы походов Суворова в Швейцарии. Сзади основного учебного здания был небольшой манеж для верховой езды, конюшня полуэскадрона и казарма для него. Внутри основного учебного здания в первом этаже размещались учебная часть академии, канцелярия, квартира начальника академии, вешалки. Во втором этаже были две большие аудитории для старшего и младшего классов, конференц-зал и несколько небольших комнат для занятий дополнительного курса, библиотека, склад учебных пособий, курительная комната, столовая и буфет. Завтракали почти все слушатели в академической столовой, обедали большинство у себя дома.
