Лев Лещенко - Апология памяти
Так что формула «товар — деньги — товар» была для нас делом родным и привычным. Она, кстати, необычайно развивала предприимчивость, изобретательность, умение выходить сухим из воды. О находчивости русских, оказавшихся за рубежом, ходили легенды. Наши люди, говорят, исхитрялись с помощью двух утюгов поджарить кусок мяса! Чего только не придумывали… Какой-то неизвестный гений догадался якобы делать котлету по-киевски с помощью обыкновенного кипятильника. Но с другой стороны, все наши заграничные мытарства, словно в сказке, оборачивались неслыханными благами на родине. Без зарубежных поездок я, скажем, вряд ли сумел бы так быстро купить себе машину. Почему-то мне хотелось иметь автомобиль темно-синего цвета. И когда я пошел его выбирать, то человек, от которого это зависело, увидев на мне широкий японский ремень, заявил: «Дам тебе цвет, который ты хочешь, за этот ремень». Пришлось ремнем пожертвовать! Но вот права я, честно говоря, получил не сразу, сначала самостоятельно научился ездить. А так как у нас еще в школе преподавали автодело, я потом просто пошел в ГАИ и сдал там экзамен по вождению. К слову, никакого гаража у меня тогда не было, машина спокойно стояла у моего дома, и никто на нее не покушался. Это, конечно, одна из хороших примет того времени.
Но что касается опять же отношения властей к артисту… Вот, к примеру, приезжаю я в 1972 году в Сочи на фестиваль «Красная гвоздика». Конечно же хочется устроить свой гостиничный быт поудобнее, получше. И тут вдруг прямо как манна небесная передо мной возникает Иосиф Кобзон. А он, надо сказать, был уже тогда достаточно состоятельным и влиятельным человеком — что, впрочем, не только не отдалило его от друзей и коллег, а совсем даже напротив — давало ему еще больше возможностей проявлять о них поистине трогательную, братскую заботу. Так было и на этот раз. Встречает он меня и говорит: «Лева, мы тут за счет филармонии пробили номер люкс для тебя и твоей жены. Это во-первых. Во-вторых, я устроил тебе два концерта, подзаработаешь немного, у тебя ведь наверняка денег нет. Тебе ведь еще надо на питание, на то, на се…» Ну что тут скажешь? Нормальный человек, побольше бы таких. Но не мог же он один накормить всю нашу артистическую братию, неплохо было бы, если бы и государство о нас заботу проявляло!
Кстати, в отличие от нас, исполнителей, композиторы и авторы песенных текстов были тогда едва ли не самыми богатыми людьми в стране. Я, скажем, как певец записывал пластинку, но за ее тиражи получали гонорары только авторы музыки и поэты. Все они, кстати, были мои друзья и коллеги — Давид Тухманов, Оскар Фельцман, Вячеслав Добрынин, Юрий Антонов, Леонид Дербенев… Певцам же за пластинку почему-то ничего не полагалось. Оставалось жить по принципу «волка ноги кормят», то есть исключительно за счет концертов и гастролей (кстати, точно такое же положение наблюдается и сейчас).
Но с другой стороны, я не мог давать и слишком много концертов, так как числился сотрудником Гостелерадио. Разве что вырваться куда-то дня на три-четыре, спеть там за это время восемь-девять концертов — и назад! А скажем, такие тогдашние звезды, как Муслим Магомаев, Володя Макаров, Вадим Мулерман, «пахали» на гастролях круглый год и, разумеется, зарабатывали много больше. Я, конечно, мог в любой момент плюнуть на Гостелерадио и заняться тем же доходным промыслом. Но, сам до сих пор не знаю почему, я все никак не мог расстаться с радио, которому в конечном счете отдал десять лет жизни. Может быть, потому, что оно давало мне редкостную возможность для творческого самовыражения — я пел там, если надо, оперные арии, причем с разными оркестрами, романсовую классику, эстраду… Словом, мог делать все, что душе угодно, не будучи впрямую связанным с каким-либо коммерческим, кассовым успехом. И вот за это, между прочим, я останусь благодарным системе Гостелерадио навсегда — на всю оставшуюся жизнь…
Что же касается «фестивально-конкурсного» куска моей жизни, то, как мне кажется, и в этом отношении у меня все сложилось достаточно удачно. Я стал лауреатом «Золотого Орфея», лауреатом «Сопота» — словом, получил все, что только мог желать в то время советский певец. Жаль, раньше не было сегодняшней системы рейтингов, по которым я бы, наверное, занял самые первые строчки во всесоюзных хит-парадах.
Но рассказ о моем участии в международных фестивалях был бы, думаю, неполным без воспоминаний о великолепных звездных дебютах на тех же самых конкурсах нашей нынешней примадонны Аллы Пугачевой.
Так получилось, что в 1975 году я был приглашен в качестве почетного гостя на тот самый фестиваль «Золотой Орфей», где когда-то по милости жюри разделил с тремя другими конкурсантами «поощрительное» третье место. Теперь же я там должен был выступить уже в качестве признанного мэтра с так называемым рециталом — небольшим сольным концертом, вмещающим в себя всего восемь-десять номеров. То есть каждая из подобных мне приглашенных звезд закрывала своим маленьким рециталом какой-либо из дней конкурсной программы. Выбор на меня пал, я думаю, потому, что, во-первых, на любом мероприятии такого уровня страна, являющаяся членом «соцлагеря», просто обязана была иметь у себя, так сказать, VIP-персону из СССР — страны-«старшего брата». А во-вторых, от нас, кроме меня, просто-напросто некому было больше и ехать! Скажем, Муслим Магомаев побывал у них там в качестве гостя в 1972 году, когда я еще боролся за призовое место. А уже на этот «Золотой Орфей» я еду в Болгарию как известный певец, в сопровождении заместителя начальника Управления музыкальных учреждений Министерства культуры СССР Володи Ковалева и того самого Константина Орбеляна, который так яростно вступился за меня на «Золотом Орфее» трехлетней давности. Они оба — члены жюри. С нами вместе едет в качестве участницы конкурсной программы Алла Пугачева, талантливая молодая певица. Но пока что только мы знаем ей цену, надо еще убедить в этом весь остальной мир…
Переживает она страшно, психует, мандражирует. Мы все хором пытаемся ее успокоить, внушить Уверенность в том, что равной ей тут быть не может. И к этому имеются весьма веские основания. Я Аллу знал давно, внимательно следил за ее творческим ростом. И был, кстати, очень рад, когда она стала лауреатом всесоюзного конкурса за лучшее исполнение советской песни. К тому времени уже вовсю крутился по стране ее первый шлягер «Посидим поокаем», ярко проявляющий ее необычную артистическую индивидуальность. По всему чувствуется — на эстрадном небосклоне страны вот-вот засияет новая звезда. И трамплином к этому вполне может стать «Золотой Орфей». Если же нет…
С этой точки зрения волнение Аллы было вполне объяснимо, слишком многое было поставлено на карту. При этом никакой мандраж не мог скрыть ее природного шарма, того самого обаяния, что исходит от всякого истинно талантливого человека. Все это вместе делало Аллу чрезвычайно привлекательной молодой особой, чем не преминул воспользоваться один из моих приятелей. А проще говоря, он попытался к ней «подъехать». На что Алла с присущей ей прямолинейностью заявила, как ножом отрезала:
