Алексей Пантелеев - Наша Маша (Книга для родителей)
Ехали на такси. Маша взглянула на шофера и, подарив его доверием, сообщила:
— Едем к тете Ляле.
— К тете Ляле? Очень хорошо! А это у тебя кто?
— Это— новая Люся.
— А где же старая Люся?
— Старая голову сломала.
* * *
Часто, когда ест что-нибудь сладкое:
— Мне вкусно как!..
А сегодня новое.
Рассказывает о пожаре, который видела осенью в Разливе:
— Мне красиво как было!
21.2.60.
Ждет, когда я покажу привезенный из Москвы диафильм “Большая стирка”. Сегодня мама напомнила ей сюжет: девочки скатертью пол мыли, а потом мама научила их стирать по-настоящему.
Машка. А если я скатертью пол вытру, ты меня научишь по-настоящему белье стирать?
* * *
Я привез маме из Москвы какую-то кунжутную халву. Машка сидит за своим столиком, ест это странное лакомство и говорит:
— Папа, понюхай.
— Что? Зачем я буду нюхать?
— Что-то Зоопарком пахнет.
Понюхал— и верно: так пахнет в вольерах, где обитают павлины, фазаны и прочие. Может быть, этих птиц подкармливают кунжутным семечком?
8.3.60.
По случаю Женского дня получила от меня куклу “Андрюша в пальто” (так печатными буквами обозначено в графе “наименование изделия” на ярлыке, пришитом к этому самому Андрюшиному пальто).
Вообще-то я купил этого Андрюшу с намерением приберечь его к 4 августа, но имел глупость раньше времени рассказать о нем Маше, и она днем и ночью грезила этой необыкновенной куклой. И вот в довершение к платью, шарам, флажкам и прочим женским подаркам она получила этого парня в кепке, в клетчатом пальто и в огромных коричневых бутсах. Как всегда, когда долго и страстно ждешь чего-нибудь, достижению цели сопутствует некоторое разочарование. Радуется, но— со многими “но”. Почему не сидит, почему глаза не закрываются, почему волос на голове нет, почему не стоит?!
10.3.60.
Пришла будить меня. Я хорошо вижу ее, а она, попав из светлой комнаты в затемненную, еле пробирается к моей постели.
— Папа! Доброе утро! Доброе утро! Вставай! Папа! Вставай!
Рассказала мне:
— Я во сне видела, что мы с бабушкой купались.
— Где вы купались?
— В море. Мы плавали с бабушкой. А тебя не было. Ты, наверно, дома остался. А ты тоже этот сон видел?
* * *
Минзамал в присутствии Маши рассказывала о мальчике Вене, которому она принесла в интернат гостинец. Там вечером не позволяют сладкое есть, так он потихоньку съел яблоко и две конфеты...
И тут Машка не удержалась, чтобы не вставить свое швейковское “я тоже”.
— Я тоже один раз без спросу конфету взяла.
— Что ты выдумываешь! Когда это было?
— Когда вы кошку лечили. Доктор у нее был. Клизму ей ставили.
Действительно— было такое. Был ветеринар. Ставил коту клизму. Было это месяца четыре назад.
— Я пришла, дверь закрыла, чтобы вы не услышали, и взяла из шкафика одну конфету...
— А почему же ты потихоньку?
— А потому, что вы не разрешаете. Вы бы рассердились, если бы увидели...
Было время— и еще совсем недавно,— когда Машка пользовалась у нас полным доверием и конфеты были в ее полном и бесконтрольном распоряжении. И никогда она не брала лишнего.
Когда же это стали запрещать и прятать и— почему?
Вот вам, пожалуйста, живой пример! Что делают подозрительность и недоверие!..
* * *
Про меня вчера сказала:
— Вот он какой хитричек!
Про маму сказала:
— Хитричка!
А сегодня сама что-то схитрила, мама говорит ей:
— Папа хитричек, я хитричка, а ты кто?
— Я— хитрюшонок.
* * *
Завтра уезжаю в Комарово— работать.
Из записок мамы
...Вчера подошла ко мне и говорит:
— Мама, ты лучше не смотри... Я нехорошую вещь придумала.
— Какую ты вещь придумала?
— Тихонько ногти грызу.
...Днем я уходила в булочную, прихожу— Маша сидит в кровати, но на полу: дно кровати провалилось. Это она в мое отсутствие так раскачала кровать, что та сломалась. Или, вернее всего, кровать рассохлась. Пришлось ее собирать.
Я спросила у Маши, зачем она так сделала.
— Мне нравится красная кроватка; купи мне, пожалуйста, красную.
Я рассердилась: не люблю, когда она говорит “купи”. Объяснять ей, что такое деньги и как они даются, еще рано, пожалуй. Но все-таки мы внушаем ей, что нужно довольствоваться тем, что есть, и что если кровать испортилась, можно ее починить, а не покупать новую. Но у Маши с утра температура— и настроение от этого плохое. Хочется капризничать. Стала просить:
— Купи красную!
Я сказала, что если она сейчас же не прекратит свой хнык, я уложу ее в кухне на подстилке, где спит кот. Эти слова на нее так подействовали, что она стала горько рыдать. И так разнервничалась, что лоб у нее покрылся красными пятнами. И я пожалела, что сказала про кота и про подстилку.
23.3.60.
Почти целый день провели вместе, сидели на тахте, я штопала папины носки, а Маша порола старые варежки и шерстяную шапочку и наматывала нитки на клубок. Мама ее научила, раньше она этого не умела. Научилась быстро и работала с удовольствием. Быстро-быстро перебирала клубок своими крохотными пальчиками.
Вдруг я вижу— она что-то надулась, настроение у нее испортилось.
— Что с тобой, Маша? Что случилось?
— Где шапка?— спрашивает она меня.
— Ты же ее размотала.
— Я так не хочу! Так мне не нравится.
И— в слезы.
Очень она не любит, когда что-нибудь портится, ломается, теряется... Ей очень жалко было, что вот была какая ни на есть шапка, рваная и драная, но все-таки шапка, и вдруг ее в одно мгновение не стало. Пришлось объяснить ей, что из этих ниток мама свяжет что-нибудь другое: варежки, носки или новую шапочку. Она успокоилась немного, но желание крутить и наматывать нитки у нее пропало.
Я работала, а она стала рассказывать мне сказку:
— Жил-был Андрюша в пальто. И вот он захотел что-то написать, взял без спросу чернила и вдруг пролил чернила на скатерть. “Дзинь-дзинь!” Входит Чиполлино. “Ну, что ты такое сделал, Андрюша в пальто? Мама же твоя рассердится. Давай я сейчас постираю скатерть”. Принес газик и воду, и они вместе стирали белье...
— Маша, по-моему, этот рассказ все-таки папа написал.
— Нет, папа написал про Белочку и Тамарочку, а я— про Чиполлино и про Андрюшу в пальто.
26.3.60.
Помогала тете Минзамал убирать квартиру.
Потом мы вместе ремонтировали книжки, подклеивали оборванные уголки, приводили в порядок переплеты. Машка занималась этим с удовольствием. Я дала ей кисточку, и она самостоятельно привела в порядок книжку Прокофьева “Шел кот-скороход”.
Вечером мы были одни. Папа два раза звонил из Комарова. Скучно ему, бедному. Нас двое, а он— один.
Вечером, когда я раздевала Машу и мерила ей температуру, я спросила, хочет ли она на горшок.
