Женщины-чекистки - Бережков В. В.
И она узнает человека, заплатившего за нее в московском автобусе, когда никто не смог разменять ей бумажную купюру. Захотелось броситься ему на шею — таким он показался родным и близким здесь, на окраине Хельсинки. — "Что же мне делать? — чуть не плача, говорит Зоя, — у меня опять нет пятнадцати копеек…"»
А как она металась в ожидании агента в Стокгольме! В телеграмме значилось: «Место встречи — у памятника Карлу XII». И в той же телеграмме — «У памятника Карлу XIII». Запрашивать Москву некогда. «Оглядела скамейки. Почти все мужчины читают шведские газеты, но ни у кого не торчит из кармана немецкая (как должно быть). Сделала несколько кругов, чтобы еще раз внимательно посмотреть на сидящих, не привлекая чужого внимания. И вдруг, о ужас! Передо мной памятник Карлу XIII, в том же сквере, метрах в трехстах, от XII-го. Но и здесь никого, кто читал бы местную прессу, а из кармана торчала бы немецкая газета. Бессонная ночь, самобичевание: сорвала задание. А утром новая шифрограмма: "Агент не приедет, возвращайтесь в Гельсингфорс"».
Вспоминала случай из собственной практики: «Со связной — женой японского посланника — я встретилась в лесу. А вечером, оказавшись на рауте, мы обнаружили: у обеих — красные, распухшие от комариных укусов шея и руки. Я тут же уехала. А японка объяснялась со всеми: "Ездила на дачу поливать цветы, и вот…" "Кто бы подумал, что комары могут служить в контрразведке?!" — смеялись мы при очередной встрече.
За Зою на рауте объяснялся муж».
О супруге Зои Ивановны Воскресенской стоит рассказать подробно.
Рыбкин Борис Аркадьевич (настоящие имя и фамилия — Рывкин Борух Аронович) родился 19 июня 1899 года в Екатеринославской губернии в семье мелкого ремесленника. Закончив четыре класса сельской школы, он переехал в Екатеринослав. Через три года после Октябрьской революции, в 1920 году, Рыбкин начал службу в Рабоче-Крестьянской Красной армии. Побыв красноармейцем один год, он был мобилизован на работу в Екатеринославскую чрезвычайную комиссию.
Карьера Рыбкина в органах государственной безопасности складывалась довольно удачно: начав в 1923 году учебу в Центральной школе ОГПУ, Борис Аркадьевич работал помощником начальника отделения КРО ОГПУ с 1924 по 1929 гг. Следующая его должность — помощник начальника Сталинградского окротдела ОГПУ.
Первые рабочие поездки Рыбкина состоялись в первой половине 30‑х годов. Бориса Аркадьевича направили на Восток. С 1931 года Рыбкин являлся представителем ИНО в ПП ОГПУ по Средней Азии в Ташкенте. В декабре того же года он был направлен в Иран под видом сотрудника закупочной комиссии НКВТ, затем состоял в должности вице-консула СССР в городе Мешхед. Обе должности являлись прикрытием для его разведывательной деятельности. После работы на Востоке Борис Аркадьевич ездил в командировки в Европу: Австрию, Болгарию, Францию… За относительно небольшой промежуток времени Рыбкин приобрел несколько надежных агентов. Его работа в центральном аппарате Иностранного отдела ОГПУ СССР началась в 1934 году. Рыбкин разрабатывал и осуществлял разведывательные операции. Тогда же у него появился псевдоним — Кин.
В Хельсинки Рыбкин прибыл 25 сентября 1935 года в качестве легального резидента ИНО ОГПУ, стал консулом, а затем вторым секретарем полпредства СССР в Финляндии под именем Бориса Николаевича Ярцева. Заместителем Ярцева, как мы помним, стала Зоя Ивановна Воскресенская. Рыбкин и Воскресенская заключили фиктивный брак, для совместной разведывательной работы.
«Первоначально у резидента и его зама деловые отношения не складывались. "Мы спорили по каждому поводу! — вспоминала Зоя Ивановна. — Я решила, что не сработаемся, и просила Центр отозвать меня". В ответ было приказано помочь новому резиденту войти в курс дела, а потом вернуться к этому вопросу. Но… возвращаться не потребовалось. "Через полгода мы запросили Центр о разрешении пожениться"».
Эта любовь, озарила теплым светом их непростую жизнь. Так начиналась в Хельсинки совместная работа советских разведчиков. Об этом эпизоде рассказывается в упомянутой уже книге «Тайна Зои Воскресенской».
Уверенно можно констатировать, что именно с командировкой в Финляндию связан самый плодотворный этап чекистской деятельности супругов Рыбкиных. Хотя, конечно, в той командировке они были «Ярцевы». На Лубянке брачный союз разведчиков встретили с пониманием, Рыбкиным пришла шифрограмма из Центра, благословляющая их отношения.
Трогательный эпизод встречи супругов с одним из агентов описал в своей книге Эдуард Шарапов: «Машина медленно пылит по лесной дороге в пригороде Хельсинки. Вот и поворот у большого валуна, неприметный забор из жердей. Здесь должна состояться встреча с Андреем, нелегальным сотрудником внешней разведки, выполняющим задание Центра по внедрению в руководство ОУНа (Организации украинских националистов).
Но Андрея на месте не оказалось. Машина сделала еще один круг, и вдруг сидевший за рулем Кин рассмеялся, увидев молодого парня, который сидел на жердях забора, беспечно болтая ногами. Зоя Ивановна удивилась, но потом поняла — Кин и Андрей знали друг друга в лицо.
В дальнейшем Зоя Ивановна уже самостоятельно проводила встречи с Андреем — Павлом Анатольевичем Судоплатовым (в будущем генерал-лейтенантом, начальником специального управления КГБ), всегда подкармливала его, так как он зарабатывал всего 700 финских марок, а 400 отдавал за комнату, которую снимал.
…Как-то, работая в библиотеке Зои Ивановны, я обратил внимание на книгу писателя Анатолия Андреева "Конь мой бежит", выпущенную издательством "Политическая литература" в 1987 году. На первой странице прочитал посвящение хозяйке дома: "На память милой Зоюшке, которая сняла меня с забора. Павел Судоплатов". Он и был автором книги».
«Мадам Ярцева» привлекла к сотрудничеству с советской разведкой многих людей. Одним из агентов была жена сотрудника японского посольства в Финляндии. (О встрече в лесу мы упомянули выше). Зоя Ивановна руководила работой еще одного важного нелегального источника — С. М. Петриченко, бывшего участники Кронштадтского восстания.
Деятельность Воскресенской разворачивалась не только в Финляндии. В 1935 году Зоя Ивановна выезжала в Норвегию для координации работы нелегальной разведывательно-диверсионной группы Антона.
Пожалуй, стоит уделить внимание «загадочному» Антону. На самом деле этого человека звали Эрнст Вольвебер. Родился он в 1898 году в городе Ганновер-Мюнден в рабочей семье. Вольвебер работал грузчиком во многих портах Северного моря, в девятнадцатилетнем возрасте добровольцем пошел служить на военно-морской флот кочегаром. Будучи сторонником социалистического молодежного движения с 1915 года, он активно проводил антивоенную агитацию среди сослуживцев. А вскоре кочегар флота стал одним из руководителей матросского восстания в Киле. Поднятый Вольвебером красный флаг на крейсере «Хельголанд» стал предвестником ноябрьской революции 1918 года в Германии.
Политическая карьера бывшего кочегара начала складываться в Гамбурге. Вольвебер приехал туда в 1920 году, стал руководителем организации красных моряков, а в 1921 году был избран политическим секретарем коммунистической организации в Касселе (округ Гессен-Вальдек).
В 1920–1921 гг. в Германии находились сотрудники советской военной разведки (Разведупр РККА), которые участвовали в вооружении боевых отрядов германской коммунистической партии. По предположению Зои Воскресенской, Вольвебер был одним из первых немцев, завербованных советскими спецслужбами. Однако (опять же, по словам Зои Ивановны) он отошел от работы агента сразу после того, как стал одним из членов Центрального Комитета компартии Германии в 1923 году.
Политическая карьера Вольвебера была вполне успешной, при этом она переплелась со спецзаданиями разведки СССР. 1926 год — профсоюзный секретарь Компартии Германии, 1928 — депутат прусского ландтага, 1929 — политический руководитель Компартии в округе Силезия, депутат ландтага Нижней Силезии, с 1930 года — один из руководителей профсоюза «красной оппозиции» в северном округе Вассерканте, с 1932 года — руководитель Орготдела ЦК, депутат рейхстага.
