Аквариум. Геометрия хаоса - Кушнир Александр Исаакович

«Несмотря на то что Борис надел очки и пальто, всё равно за версту было видно, что это Гребенщиков, — рассказывал Сева Гаккель. — Но университетская администрация оказалась настолько тупой, что этого не заметила, и поэтому у нас присутствовал дополнительный кайф от всей интриги».

По залу забегали сексоты, а Капитан продолжал нагнетать напряжение — в смутной надежде на то, что знакомый электрик догадается выключить рубильник. Но свет гаснуть категорически не хотел, и после первого отделения администрация объявила, что концерт продолжаться не может. Тогда Гребенщиков с Курёхиным незаметно испарились через пожарный выход, а всем участникам вакханалии также удалось в тот вечер выйти сухими из воды.

Стоит заметить, что «эффект обнажившегося БГ» оказался настолько силён, что восторженных разговоров вокруг этого действа хватило ещё на полгода. Присутствовавшие на концерте Артемий Троицкий и Саша Липницкий позднее признавались, что провести подобный перфоманс в черненковской Москве было тогда совершенно невозможно.

ОБЛАСТЬ ТЬМЫ

Появись читатель в штаб-квартире Гаккеля на улице Восстания осенью 1984 года, он оказался бы невольным свидетелем глубокого кризиса внутри «Аквариума». Причём коррозия человеческих отношений происходила одновременно в нескольких направлениях. Во-первых, с появлением Саши Титова фактически ушёл из группы Фан, не выдержав психологического напряжения.

«Спустя полгода после записи альбома “Радио Африка” Боб предложил Титову играть в “Аквариуме”, — комментирует события тех лет Гаккель. — Мне всё это было странно и непонятно. В этой группе уже двенадцать лет на бас-гитаре играл Файнштейн. Наверное, он в чём-то уступал Титовичу, но не настолько, чтобы требовалась замена. Тит был чрезвычайно милым человеком и нравился мне как басист, но вся ситуация вызывала у меня внутренний протест».

Так случилось, что басист «Зоопарка» Илья Куликов попал в тюрьму, и музыканты группы срочно искали нового музыканта на его место. В итоге зимой 1984 года Фан начал выступать вместе с Науменко — не в последнюю очередь из-за симпатии к Майку и его барабанщику Данилову, с которым они вместе служили в армии. Естественно, это не смогло укрыться от рок-журналистов, и вскоре Фан начал раздавать интервью.

Что на самом деле происходило на душе у Фана, можно только догадываться. Наверняка кошки скребли… По инерции он занимался административными делами и продолжал осваивать перкуссию. Спустя несколько лет я поинтересовался у Михаила причинами перехода с бас-гитары на барабанчики и всевозможные шуршалки.

«Гребенщикову постоянно казалось, что я делаю что-то не то, — пояснил ветеран “Аквариума”. — Потому что он слышал только крупные доли, это даже Петя Трощенков может подтвердить. А мне нравилось раскручивать мозг на разные негритянские дела, ведь в них можно найти немало интересного. И я начал применять пивные баночки с горохом, чтобы в белую музыку засунуть чёрные ритмы. Как это у меня получилось — наверное, не мне судить».

Беда, к сожалению, не приходит одна. Вскоре врачи обнаружили у Дюши рак лимфатических узлов. Ему требовалась срочная операция, и ни о каких занятиях музыкой не могло быть и речи. Он начал лечение в онкологической клинике, надолго исчезнув с горизонта.

Третьим музыкантом, ушедшим из «Аквариума», стал Курёхин, который полностью переключился на «Поп-Механику». Это решение имело веские причины — Капитан сильно увлекся собственным «оркестром», при этом оказавшись единственным из участников «Радио Африка», который остался недоволен этой работой.

«Во время прослушивания альбома в баре на Васильевском острове, в котором Майкл Кордюков работал диджеем, Курёхин высказал недовольство композициями типа “Рок-н-ролл мёртв”, — удивлённо замечал Гребенщиков. — Сергей был разочарован тем, что этот проект так многообещающе начинался, а затем наши идеи переместились в иную плоскость. На “Радио Африка” Капитана покоробили прямолинейные места, и он отошёл в сторону».

В этот период бас-гитарист Саша Титов разрывался между «Аквариумом» и группой «Кино», которая записывала альбом «Начальник Камчатки». В итоге ситуация в каком-то смысле напоминала сессии «Табу», когда из «золотого состава» рядом с БГ остался лишь Гаккель. При этом все последние события его, мягко говоря, не радовали.

«Сева тогда бросил пить, что сделало его жизнь значительно труднее, поскольку он оставался единственным трезвым в компании, — вспоминала Наоми Маркус. — Затем Гаккель бросил курить и есть мясо. Он начал слышать голоса в состоянии наивысшей чистоты и чувствовал, что может реально исцелять людей. К немалому беспокойству друзей, Сева стал говорить, что скоро бросит музыку».

Этот период охарактеризовался максимальной вовлечённостью Гаккеля во всевозможные эзотерические практики — начиная с изучения трудов Кастанеды и оккультной деятельности и заканчивая воздействием на организм низких температур. Говорят, что по ночам в квартиру на улице Восстания зачастили персонажи из других эпох, и вскоре это стало доброй традицией. А однажды Сева с Борисом были атакованы духом императора Петра III, напавшего на незадачливых странников в развалинах старинного дворца.

Но особенное впечатление на виолончелиста «Аквариума» произвела встреча с летающей тарелкой, которая произошла после концерта американского флейтиста Пола Хорна в «Юбилейном». Борис с улыбкой вспоминал, как они с Гаккелем обсуждали важные дела, сидя на какой-то крыше, когда вдалеке внезапно нарисовалась странная конфигурация из ярких огней. Она хаотично перемещалась вдоль линии горизонта, пренебрегая правилами гражданской авиации. И это были не галлюцинации, а явная реальность.

Несмотря на многочисленные научные эксперименты, БГ с Севой по-прежнему пытались заниматься «чистым искусством». В частности, реанимировали полузабытые находки 1975 года, которые долгое время казались утерянными. Это были музыкальные открытия той эпохи, когда Сева учился сочинять причудливые гармонии, ставшие вскоре фирменным знаком «Аквариума». Определённый намёк на эту эстетику прослеживался на инструментальной композиции «Радамаэрл». Но во время электрических выступлений импровизации Гаккеля выстраивались совершенно по другим принципам.

«Когда дело доходило до концертов, звук моего плохонького фанерного инструмента с доморощенными звукоснимателями, усиленный во сто крат, создавал некоторый дискомфорт, — пояснял Всеволод Яковлевич. — Я играл в стиле, как его определил Боб, “ножом по сковородке”. Этот скрежет невозможно описать. А тебе нужно было делать вид, что это вовсе не погрешности и эти утробные звуки ты издаёшь осознанно».

Стоит отметить, что природа изысканий Гаккеля в области саунда имела глубокие исторические корни. Испокон веков его род дарил миру изобретателей. Дедушка Яков Модестович был известным авиаконструктором — его именем названы две модели самолётов: «Гаккель-7» и «Гаккель-9». Отец — Яков Яковлевич — знаменитый океанолог, предсказавший существование подводного хребта, который после его смерти был обнаружен в Северном Ледовитом океане.

Как бы там ни было, Сева Гаккель А нашёл для «Аквариума» новый звук. В его основе лежали необычные сочетания виолончели со скрипкой Саши И Куссуля. Говорят, что этого талантливого студента консерватории Гаккель встретил в «Сайгоне», обратив внимание на притягательно потрёпанный кофр для скрипки, и пригласил домой «попить чайку». Оказалось, что это была супернаходка.

«Куссуль пришёл к нам на первую репетицию мрачный, одетый во всё чёрное, не очень дружелюбный и смотрящий на всё исподлобья, — рассказывал Гребенщиков. — Но, когда Сашка начал играть, выяснилось, что это просто фантастический музыкант. Он никогда не записывал нот, все аранжировки держал в голове и с полуслова выполнял наши пожелания».