Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Прозаические произведения. Литературно-критические статьи. «Арион». Том III
«Если бы не было революции, – пишет он, – ждала бы меня в лучшем случае судьба Потапенки: серая, бесцветная работа дореволюционного среднего писателя. Октябрьская революция дала мне всё…
До 1917 г. я не знал, для кого пишу. Теперь я чувствую живого читателя, который мне нужен, который обогащает меня и которому я нужен. 25 лет тому назад я подходил к литературе как к приятному занятию, какой-то забаве. Теперь я ясно вижу в литературе мощное оружие борьбы пролетариата за мировую культуру и по мере своих сил отдаю себя этой борьбе. Это сознание – мой сильнейший побудитель к творчеству. Припоминаю, как в первое десятилетие своей писательской работы я с трудом находил темы для романа или рассказа. Теперь я задумываюсь над тем, как мало осталось жизни и как мало сил в одной жизни, чтобы стоять наравне с темпом нашей великой эпохи».
Собственно, главной гордостью и его самого и сов. критиков является «Петр I». О других своих книгах А. Толстой не упоминает. Но что мешало А. Толстому писать своего «Петра I» в эмиграции, где роман этот, кстати, встречен лучше, чем в сов. России, – остается неясным. Впрочем, о своем эмигрантском периоде А. Толстой благоразумно умалчивает. Думается, что «Вядомости» оказали ему плохую услугу, сообщив в примечании на предпоследней странице о годах, проведенных А. Толстым за границей.
Всё, конечно, дело вкуса и природных особенностей человека. Смена вех и переезд через границу сделали А. Толстого необычайно производительным. А вот другой писатель, вернувшийся в Россию из эмиграции, А. Дроздов умолк непонятным и страшным молчанием{195}. За рубежом выпускал книгу за книгой, в которых никто ему, кстати, не мешал изображать разлагающихся интеллигентов и идеальных матросов. В сов. России же А. Дроздов выпустил слабую, подневольную, «не свою» книгу и точно в воду канул{196}. Очевидно, не для всех годится одно и то же лекарство.
Но еще показательнее очерки А. Белого, который старательно уверяет, что до революции занимался литературой только нехотя и между прочим, писателем же стал лишь в 1924 г., когда улеглась его педагогическая революционная деятельность. Вторая часть его очерка посвящена оправданиям в «непонятности» его писаний. Здесь же он старательно цитирует письмо одной колхозницы, которая поняла три его книги{197}.
Всё это смешно и одновременно очень грустно. Ясно без пояснений, перед кем должны оправдываться эти попутчики.
Уж не перед читателями же «Вядомостей Литерацких».
* * *Первые фразы «советского» номера «Вядомостей» посвящены русской эмиграции.
В начале своей статьи, открывающей номер, К. Радек без зазрения совести заявляет, что из всей «культуры Пушкина, Гоголя, Толстого» русская эмиграция спасла за границей только песенки Вертинского{198} и не написала ни одной книги, «которая бы рассказала миру о том, что пережили, перетерпели и передумали русские эмигранты».
Конечно, ни великодушия, ни даже простой объективной справедливости нельзя требовать от советских гостей «Вядомостей Литерацких». Вслед за Радеком К. Зелинский издевательски называет русскую зарубежную литературу «культурой парижских шоферов», а М. Слонимский заявляет, что в то время, как А. Толстой дарил революции свои лучшие произведения, за границей «умирала, кончалась в длительной агонии эмигрантская литература».
– Русская эмиграция, – по мнению К. Радека, – бесплодна, потому что ничто, кроме ненависти, не связывает ее с жизнью России, так как она знает, что в жизни победоносных народных масс для нее нет места.
Для кого есть место в жизни русских масс, это покажет время. Что же касается первой части утверждения Радека, то она звучит вопиющею несправедливостью. Русская эмиграция всё время напряженно следит за всяким проявлением гонимого и загнанного духа в России. В частности, каждое произведение, появляющееся на полках советских книжных магазинов, если только оно художественно и талантливо написано, встречает за рубежом горячий отклик. Перепечатывается эмигрантскими газетами, переиздается эмигрантскими издательствами, обсуждается в критических статьях, на литературных собраниях. Тот же «Петр I» А. Толстого по кускам перепечатывался в двух больших эмигрантских газетах. И кто же ослеплен ненавистью, советские писатели и публицисты из «Вядомостей Литерацких» или русская эмиграция, которая не кладет партийной грани между художественным словом там в СССР и здесь за рубежом, где, вопреки уверениям большевиков, русская литература жива, богата, свободна и уважаема другими европейскими литературами?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Подчеркнуто автором. (Примеч. Л. Гомолицкого.)
2
Изложение биографии Льва Толстого не входит в мои задачи: жизнь его бедна внешними толчками, которые бы влияли на переворот в его внутреннем мире. Родился он на семь лет позже Достоевского и пережил его почти на 30 лет, окончив жизнь восьмидесяти одного года от роду. Происходил он из графской аристократической семьи и был воспитан в условиях праздной жизни, которую впоследствии сознал дурною. Пятидесяти лет, на вершине своей литературной славы, он резко переменил свой взгляд на жизнь и начал писать свои статьи, сделавшие его всемирно известным религиозным мыслителем. Большую часть жизни он прожил в своем имении «Ясная Поляна», где принимал посетителей, приезжавших к нему со всего света, и откуда письмами и статьями говорил человеческой совести, убеждая людей одуматься и положить в основу своей жизни не насилие, а закон христианской любви. Есть письма Толстого, обращенные к видным общественным деятелям и к царю, в которых он заступается за гонимых и осужденных и пытается направить политику и управление к тому, что лежит в основе русского духа, – к любви и всепрощению и тем спасти Россию от угрожающей ей гибели.
С ранних лет Толстой стремился к самоулучшению и развитию в себе силы воли и настойчивости на этом пути. Благодаря этим двум качествам он не только стал лучшим человеком среди своих соотечественников, но и принес много пользы и блага всему человечеству.
3
Elżbieta Szemplińska. «Wiersze», 1933 г. Warszawa.
Комментарии
1
Граф Владимир Алексеевич Бобринский (в Гос. думе – Бобринский 2-й, 1867–1927), политический деятель, до 1907 либеральных (октябрист), с 1907 умеренно правых убеждений, видный деятель «неославянского движения», участник всеславянского съезда в Праге (1908), член Общества славянской взаимности, в 1909 вошел в думскую фракцию националистов и повел с тех пор резко антипольскую линию. В 1907 основал Галицко-русское благотворительное общество. Во время войны, в 1915 году, был назначен генерал-губернатором Галиции. В 1918 г. возглавил монархический союз «Наша родина» в Киеве, эмигрировал в 1919 г., умер в Париже.
2
Первоначальное здание собора Успения Пресвятой Богородицы на улице Руськой было заложено в 1461 г.
3
Основатель города Львова (1256) Галицко-Волынский князь Данило Романович.
4
Первое церковное братство во Львове основано в 1453 г.
5
В 1340 г.
6
В. Пиотровский. Беатриче (Берлин: Слово, 1929). См. рец. Ю. Офросимова: Руль, 1929, 17 апреля, стр. 2–3.
7
Т. е. жертвою.
8
«Новое русское начинание», Русский Голос, 1929, № 32, 25 апреля, стр. 3. Ср.: Семен Витязевский, «Наше национальное имя (Кн. А. М. Волконский. Имя Руси в домонгольскую пору. Издание общества «Единство». – Прага, 1929)» <рец.>, Русский Голос, 1929, № 60, 4 августа, стр. 2–3.
9
В газетном тексте опечатка: немудрой.
10
«Смерть поэта» Лермонтова.
11
Блок, «Грешить бесстыдно, непробудно…»
12
Лермонтов, «Ангел» (1831).
13
Гумилев, «Христос».
14
Веневитинов, «Муза».
15
Блок, «Я насадил мой светлый рай…»
16
Тютчев, «Эти бедные селенья…»
17
Блок, «Скифы».
18
Блок, «На поле Куликовом» (1908).
