Ги Бретон - В кругу королев и фавориток
А пока Бриссак усыплял бдительность Лиги, в Шартре произошла коронация короля. Эта новость сразила лигнстов. Герцог Майеннский, опасаясь за свою безопасность, сослался на необходимость встретиться в Пикардии с испанской армией и спешно покинул Париж 6 марта, предварительно поручив охрану города месье де Бриссаку. 21 марта под каким-то надуманным предлогом губернатор отослал лучшие отряды гарнизона в Понтуаз для большего спокойствия, после чего, немедленно предупрежденный, Генрих IV собрал свои войска в предместье Сент-Оноре. Наконец, 22 марта, в четыре часа утра, месье де Бриссак, совершив обещанное предательство, сам открыл Новые ворота, и королевская армия вошла в столицу…
Вопреки легенде, ставшей популярной благодаря картине Жерара, парижане не проявили особого восторга при виде вступившего в стены города Генриха IV. Были попытки стрелять в него, а десятка три смутьянов, кричавших: «Нас продали!», были брошены в реку королевской охраной.
Нимало не обеспокоенный этим, Генрих IV отправился в собор Парижской богоматери прослушать мессу, пропел вместе со всеми Те Deum, затем явился в Лувр, куда через два часа, спустившись с высот Монмартра, спешно явилась Габриэль д`Эстре, опьяненная удачей…
В конце марта по Парижу пополз слух, что фаворитка беременна, и все догадались, что здесь не обошлось без участия доброго короля Генриха. Люди, недовольные королем, были этим возмущены. Те же, кому хватало здравого смысла, напротив, порадовались, говоря, что вот уже двадцать два года, как ни один французский король ничем не подтверждал своей мужской силы [55], и что факт этот следует воспринимать как счастливое событие и даже как доброе предзнаменование на будущее; впрочем, те, кто так считал, составляли, как обычно, незначительное число.
В итоге из-за враждебности парижан фаворитке пришлось покинуть Париж и снова укрыться в стенах Монмартрского аббатства.
Властелин Парижа, но властелин, яростно осуждаемый за связь с Габриэль, Генрих IV должен был еще немало потрудиться, чтобы утвердить свой авторитет. К тому же многие города по-прежнему отказывались признать его власть, и он был этим расстроен.
В апреле он решил продемонстрировать свою силу и предпринял осаду города Лана, бывшего в руках Лиги. Осада длилась долго, потому что у горожан было достаточно оружия и полные погреба съестных припасов, Спустя месяц после начала военной кампании к любовнику, несмотря на значительный срок беременности, прибыла Габриэль. Она желала разделить с ним судьбу и спать с ним в одной палатке, но король запретил ей это, объяснив, что «походная жизнь не годится для женщины, носящей в своем чреве ребенка».
Ей пришлось поселиться в замке Куси. Именно там 7 июня она произвела на свет крепенького мальчугана, которого нарекли Сезаром. Выбор имени, говорят, причинил королю некоторое беспокойство. Сам он хотел бы назвать ребенка Александром, но тень бывшего соперника, первого любовника Габриэль, заставила его колебаться. «Он боялся, — объясняет Тальман де Рео, — что в будущем его, возможно, станут называть Александром Леграном, так же, как монсеньера де Бельгарда, которого все называли „месье Легран“ и который, всем известно, был его предшественником.
Однако, отмахнувшись от этого не очень приятного воспоминания, Генрих IV выразил безграничную радость, а затем, с удвоенной энергией, вернулся под стены осажденного Лана. 21 июля город капитулировал…
А спустя некоторое время сдались Пуатье, Амьен, Бове, Камбре, Конкарно, Кэмпер, Дулан, Сен-Мало, Перон.
При каждом известии о сдаче Беарнец подскакивал от радости и мчался к Габриэль, которая вернулась в Монмартрское аббатство, где малыш Сезар сделался отрадой молоденьких монахинь.
— Этот мальчуган приносит мне счастье, — говорил он с нежностью.
А вскоре и Прованс был освобожден от ига д`Эпернона, и королевство почти целиком было отвоевано у испано-лотарпнгского клана. Генрих IV подумал, что наступил вполне подходящий момент для его официального вступления в Париж. Дата церемонии, 15 сентября, была назначена так, чтобы Габриэль, которую он намеревался приобщить к управлению страной и к своему триумфу, могла принять участие в этом событии.
14 июля они оба прибыли в Сен-Жермен-ан-Ле, где провели ночь, а на следующий день в семь часов вечера, когда приближающаяся ночь начала размывать очертания предметов, король при свете факелов и в сопровождении великолепной свиты вступил в столицу.
Парижане высыпали на улицу, чтобы поприветствовать своего монарха, который по этому случаю был в серой шляпе, украшенной знаменитым белым плюмажем.
В нескольких шагах позади него катила пышная карета в окружении целой роты лучников. В ней легко можно было увидеть Габриэль, улыбающуюся и ослепительную, в черном атласном платье, расшитом стеклярусом. «Юбка платья была оторочена белым и украшена огромным количеством жемчуга и драгоценных камней, чье сверкание затмевало свет факелой», — рассказывает Пьер де Л`Этуаль.
Она находилась тогда в расцвете своей красоты. «Лицо ее было гладким и светящимся, точно драгоценная жемчужина чистой воды», — так описывает Габриэль м-ль де Гиз, которая, кстати, ее очень не любила. «Белый атлас ее платья казался черным на фоне ее белоснежной груди. Губы были цвета рубина, а небесно-голубые глаза так сияли, что невозможно было решить, солнцу ли они обязаны этим сиянием или какой-то прекрасной звезде…»
Увидев проезжающую по улицам Габриэль, парижане пришли в неописуемое восхищение и, покачивая головой, говорили друг другу:
— Это шлюха короля.
Но теперь в тоне, которым это произносилось, чувствовалось уважение.
В гуще этой восторженной толпы присутствовала одна женщина, которая смотрела на Габриэль с печалью. То была Коризанда…
М-м де Грамон приехала в Париж недавно, вместе с приятельницей, Катрин де Бурбон, сестрой короля. Судьба м-м де Грамон ничуть не менее причудливая, заставляла ее присутствовать при триумфе своей заместительницы.
Вечером, когда все торжественные церемонии по случаю коронации были закончены, Генрих IV возвратился в Лувр, а фаворитка направилась в Отель дю Бушаж, который впредь становился ее официальной резиденцией [56].
* * *В течение какого-то времени король вел тихую семейную жизнь, деля свое время между Габриэль, с которой он виделся по ночам, и Сезаром, с которым общался днем. Но очень скоро его стала мучить одна мысль: сын, которого он обожал, по закону считался ребенком Никола д`Амерваля. Он решил срочно предпринять все предусмотренные процедурой шаги, чтобы вернуть любовнице свободу.
