Игорь Минутко - Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха
С 1911 года уже после окончания Юрьевского университета Александр Васильевич Барченко начинает публиковать результаты своих изысканий, время от времени (а тогда в среде ученых это было принято) перемежая чисто теоретические статьи художественными произведениями. Его рассказы появляются на страницах таких уважаемых журналов, как «Мир приключений», «Жизнь для всех», «Русский паломник», «Природа и люди», «Исторический журнал». Интересно, что именно эта беллетристика, а отнюдь не научные разработки, была для Барченко основным средством существования в те годы.
В том же 1911 году Барченко проводит ряд уникальных опытов, связанных с приборной регистрацией телепатических волн. Методика экспериментов была следующая: два наголо обритых добровольца надевали на голову алюминиевые шлемы оригинальной конструкции, разработанной самим Барченко. Шлемы участников опыта соединялись медной проволокой. Перед испытуемыми устанавливались два овальных матовых экрана, на которых им предлагалось сосредоточиться. Один из участников был «передающим», другой — «принимающим». В качестве теста предлагались слова или изображения. В случае с изображениями положительный результат угадывания был близок к ста процентам, а в случае со словами было много ошибок. Частота ошибок увеличивалась, если использовались слова с шипящими или глухими буквами.
В декабрьском номере журнала «Жизнь для всех» за 1911 год появляется примечательная статья Барченко «Душа природы». В ней, как указывалось в редакционном обзоре, «даются сведения о том перевороте в научном мировоззрении, который влечет за собой открытия в области лучистой энергии».
«Благодаря Солнцу, — писал в статье Александр Барченко, — атмосфера, нас окружающая, насыщена теплом, светом, химической, „нервной“ и радиолучистостью. Впрочем, не смело ли, в частности, такое предположение по отношению к последнему виду энергии? Колебание напряжения солнечной деятельности не может не вызывать возмущений в таинственных излучениях, тесно связанных, как мы увидели, с нашей духовной жизнью. Кто знает, не установит ли когда-нибудь наука связи между такими колебаниями и крупными событиями общественной жизни? 1905 год соответствовал, например, ближайшему к нам высшему напряжению „пятнистой“ деятельности Солнца (имеется в виду нарастание солнечной активности, напрямую связанное с возникновением так называемых „солнечных пятен“ — И. М.). Быть может, в 1916 году Солнце не так себя „запятнает“… (Похоже, оно себя „запятнало“ в следующем, в 1917 году…— И. М.)».
«Душа природы» завершается весьма знаменательной для ее автора сноской:
«Существует предание, что человечество уже пережило сотни тысяч лет назад степень культуры не ниже нашей. Остатки этой культуры передаются из поколения в поколение тайными обществами».
Позже появляются и другие очерки Александра Барченко, озаглавленные еще более красноречиво: «Загадки жизни», «Передача мысли на расстояние», «Опыты с мозговыми лучами», «Гипноз животных» и так далее.
В статье «Передача мысли на расстояние», опубликованной в № 32 журнала «Природа и люди» за 1911 год, Барченко описывает аппарат, используемый им для опытов:
Располагая самым дешевым воздушным насосом, можно построить оригинальный прибор: внутри тонкого стеклянного колпака каплей дамар-лака, канадского бальзама или расплавленного с бурой стекла подвешивается сухая тонкая шелковая нить, на конце которой укрепляется в равновесии тонкая сухая соломинка, служащая стрелкой-указателем. На конце соломинки распущен тончайший хлопочек гигроскопической ваты. Диск насоса посыпан мелко толченной солью. Отверстие насоса защищают кусочком сухого картона с пробуравленными дырочками и небольшим бортом, чтобы не сдуло соль. Разреживают воздух осторожно, и аппарат готов к действию. Сосредоточьте взгляд на клочке ваты, и вы убедитесь: стрелку можно повернуть взглядом.
В это же время Барченко публикует и два своих мистических романа: «Доктор Черный» и «Из мрака».
На некоторое время изыскания Александра Васильевича были прерваны Первой мировой войной. Однако после ранения в 1915 году он продолжил работу. Теперь Барченко собирает материалы, штудирует первоисточники, по которым впоследствии составляет курс лекций «История древнейшего естествознания», послуживший основой для его многочисленных выступлений в частном Физическом институте Соляного городка под Санкт-Петербургом.
И вот сначала Февральская революция 1917 года, за ней — «Великий Октябрь».
Прежний мир рухнул.
…Он поднимается на сцену, становится к трибуне, всматривается в зал. Чадящие керосиновые лампы стоят по две на подоконниках, три на длинном столе президиума, который пуст, и это придает невысокой сцене несколько странный, даже пугающий вид:' пустой стол, покрытый захватанным грязными руками бордовым бархатом, с коптящими керосиновыми лампами; одна из них придвинута ближе к кафедре, и ее желтый, вздрагивающий свет падает на человека, одетого в длинное пальто с поднятым воротником (шапка-ушанка снята и оставлена на столе), и освещено только пол-лица: прямой четкий профиль, всклокоченные волосы, поблескивает темный глаз, в стекле очков отражается фитиль керосиновой лампы.
Александр Васильевич Барченко всматривается в зал. Над рядами клубится махорочный дым, красными пятнышками то тут, то там вспыхивают огоньки самокруток. Скрытые полумраком, лица, но он почти физически чувствует сотни взглядов, устремленных на него. В четвертом или пятом ряду он видит профессора Льва Платоновича Красавина и молодого человека, который был ему представлен как Константин Константинович Владимиров; они о чем-то переговариваются.
— Добрый вечер, уважаемые граждане! — негромко, покашляв в кулак, говорит Александр Васильевич, и в зале наступает мгновенная и полная тишина. — Продолжим наши беседы. В последний раз мы говорили с вами, что в человеке, в каждом из нас, сокрыты огромные возможности. Они сосредоточены в голове, в мозге, и далее во всей нервной системе…
— И в сердце! — нетерпеливый юношеский голос из зала.
— Верно, и в сердце. Но сегодня развитие человека таково, что мы пользуемся двумя-тремя процентами той творческой, деятельной энергии, которая нам дана для жизни и добрых дел. Подчеркиваю — добрых!
Движение в зале, шепоток…
— Наша революция — самое доброе дело! — выкрик из задних рядов.
— Бей буржуев!
— Братский привет пролетариату Германии!
— Тише, братва! У нас не митинг!
— Продолжай, очкарик!
Но тишина восстанавливается не сразу…
— Повторяю то, что я вам уже говорил, — голос лектора спокоен и терпелив. — Все возможности человека могут полностью раскрыться только в обществе, созданном на основе справедливости, равенства условий деятельности для всех, всеобщей образованности и высочайшего уровня культурного и нравственного развития…
