Николай Новиков - У истоков великой музыки
Николай Иванович Чириков умер в возрасте 42 лет, как сказано в документах - "от чахотки", и похоронен в семейной усыпальнице на Пошивкинском кладбище. Хозяйкой имения стала его вдова Александра Тимофеевна Чирикова, которая и в девичестве носила такую же фамилию, а родилась в Бончарове в роду Чириковых-однофамильцев. На руках ее осталось семеро малолетних детей. Самому старшему, Ивану, было одиннадцать лет, самому младшему - четыре года. По существовавшему тогда положению имение и всю семью взяли под опеку. Вдова была обязана отчитываться перед Торопецким дворянским собранием в том, как она использует доходы с имения, как воспитывает детей. Этот подробный отчет-дневник, который Александра Тимофеевна бесхитростно вела двенадцать лет, обнаружила в Великолукском архиве И. Б. Голубева. Благодаря этой счастливой находке, сегодня можно заглянуть, не прибегая к литературному вымыслу, за полуторавековой занавес и узнать подробности жизни усадьбы и дома, где на века расположился музей М. П. Мусоргского.
Дневник интересен еще и тем, что описанные в нем времена совпадают с годами детства и юности Модеста Мусоргского, а он часто бывал в Наумове, видел всю окружающую обстановку, прикасался к вещам. Как пишет Александра Тимофеевна, на усадьбе в то время находился "дом деревянный с мезонином, обшит тесом, о двенадцати жилых комнатах", с двумя флигелями глинобитными, крытыми тесом, в каждом по три помещения. А во дворе стояли хлебный амбар, каретный сарай, скотный двор "с конюшней, крытой дранью, гумно с двумя ригами, пять людских, крытых тесом", глинобитная кузница, птичий двор. Сообщает вдова и о том, чем был обставлен господский дом. Из мебели имелось: "шкаф простого дерева - 1, комод красного дерева - 1, зеркалов в рамках - 4, диванов, обитых штофом,- 1, стульев плетеных камышовых - 24, кресел, обитых штофом,- 12, стол раздвижной - 1, Диванов, обитых ситцем, - 2". Даже спальные принадлежности указаны: "одна пуховая перина", четыре холодных ситцевых одеяла и два байковых теплых. Известно, какая посуда и другая утварь была у Чириновых: "кастрюль медных - 6, блюд простых - 8, чашек суповых - 2, тарелок простых - 4 дюжины, ножей стальных с черенками черного дерева - 12, а из серебра ложек столовых 84-й пробы - 12, разливательных - 1, соусных - 1, чайных - 6". Для чаепития имелся всего лишь один самовар и к нему 12 чайных чашек "с сервизами". Немного посуды и для праздничных застолиц: всего 12 рюмок и 6 графинов - вероятно, под разные наливки.
Для работы в поле, в лесу, для поездок в уездный город и в Петербург Чириковы держали 15 лошадей. В каретном сарае стояла одна карета четырехместная, одна коляска четырехместная, одна линейка, одна бричка "старая", одни дрожки беговые, одна повозка, один возок, одни сани "простые".
Экономически жизнь "преуспевающих" Чириковых на взгляд из сегодняшнего дня покажется не такой уж роскошной. Денежный доход составлял всего около 700 рублей в год. Поступал он от продажи ржи, птицы, коровьего масла, творога, сухой и свежей рыбы, даже "от яблок и огурцов - 4 рубля". Сюда же входил и оброк с крестьян, очень маленький - всего 21 рубль. Вдове приходилось считать каждую копейку, бережливо вести хозяйство, в котором Александра Тимофеевна была и помещицей, и управляющей, и бухгалтером, и нарядчиком, и бригадиром, и заведующей молочной и птичьей фермами. Покупала она только самое необходимое: "сукна для детей и товар для обуви" - за модой, видимо, не особенно гонялись, одежду и обувь шили для господ дворовые мастера. Для ремонта построек, для содержания дома приобретали только то, чего нельзя было произвести у себя: стекло, железо, алебастр, сапоги для рыбаков, подойники для доярок, горшки для садовых цветов. Дорого стоило освещение: "на свечи сальные потрачено 11 руб. 60 коп.". А еще надо было платить "доктору и за лекарства в аптеку 8 руб. 10 коп.".
В то же время при таких весьма скромных доходах Чириковы не жалели денег на просвещение: "Все дети обучаются начальным наукам, так же как немецкому и французскому языку". За это обучение "употреблено 350 рублей", да еще и "наемной няне - 50 рублей". Расходы особенно возросли, когда пришло время везти детей определять на учебу в Петербург. Вспомним, биограф В. Г. Каратыгин сетовал, что отсутствуют определенные данные "об отношении к искусствам, в частности к музыке, членов чириковского рода". Теперь можно точно зафиксировать: искусства в этом доме были в почете. Половина годового дохода тратилась на духовное развитие детей! В перечне расходов есть статьи "на книги", "на музыку". Только за музыкальные уроки "девице Тимофеевой выдано 69 рублей". И позже дочери Меропии, кузине Модеста Петровича, в Смольный институт каждый год мать высылала по почте немалые деньги, чтобы юная барышня могла дополнительно брать уроки музыки.
В наумовском доме кроме традиционных для дворянских семей портретов предков имелись иконы, как записано в отчете вдовы: "Одигитрия в серебряной ризе", в честь одноименного храма в Пошивкине, "образ Параскевы в серебряной ризе" и икона особо почитаемого в чириковском роду Николая Чудотворца - покровителя мореплавателей, путешественников, ученых, олицетворяющего науки, знания и мудрость.
В дневнике есть очень интересная запись. Когда у крестьян выдался неурожай, Александра Тимофеевна внесла в уездное казначейство свои деньги - "земельную повинность" за крестьян, потому что они "не смогли своевременно заплатить". Сумма немалая - 221 рубль 25 копеек, тем более, что после этой помощи крестьянам у самой вдовы осталось всего 35 рублей 57 копеек.
О доброте Чириковых, об их милосердном отношении к крестьянам говорили многие старожилы этих мест. Где же истоки этой особой отзывчивости? Может быть, сказалась печальная судьба наумовского дома? На протяжении нескольких поколений выходило так, что ни одна супружеская чета не прожила вместе до старости. Обычный жизненный круг, когда стареющие супруги вместе радуются внукам, здесь ни разу счастливо не завершился. В наумовском доме жили или вдовцы, или вдовы. Преждевременная потеря близких, болезни - многие умерли от чахотки - приносили страдания. И это научило замечать горе и беды других, сострадать, сопереживать. Несомненно, что эти человеческие качества сохранились и приняли новую форму во время жизни в Кареве, о чем будет сказано в отдельной главе. Чуткость, деревенскую непосредственность и искренность сохранила Юлия Ивановна и тогда, когда жила с Филаретом и Модестом в Петербурге. После смерти Петра Алексеевича Юлия Ивановна вела хозяйственные дела, заботилась о содержании и воспитании детей, когда они учились и вступили на службу.
Новые находки И. Б. Голубевой в Калининском архиве открывают, что в это время брат композитора Филарет, старший в семье, становится наследником всех владений. Юлия Ивановна, как бывшая опекунша, передает ему все движимое и недвижимое имущество. Документ, датированный 10 марта 1858 года, написан матерью композитора в виде письма с обращением: "Милый друг Филарет Петрович!" А заканчивается так: "С истинным доверием и любовью к Вам были и навсегда будем, милый друг наш, Вас истинно любящая мать Ваша Юлия Ивановна дочь Мусорская за себя и по долгу попечительницы за сына своего лейб-гвардии Преображенского полка прапорщика Модеста Петровича Мусорского второго..."
