Михаил Юхма - Кунгош — птица бессмертия
Но что это? Знамя вдруг покачнулось, упало.
Раздался отчаяпный крик:
— Знаменосца убило!
На секунду в поле зрения Абдуллы попал щупленький паренек-знаменосец. Он лежал на земле, обливаясь кровью, и изо всех сил пытался поднять слабеющими руками древко.
— Знамя вперед! — раздался откуда-то слева звонкий голос командира.
Абдулла подбежал к раненому, выхватил из его рук упавшее знамя, подхватил его, поднял, стараясь, чтобы полотнище развевалось как можно выше, и побежал вперед.
— Ура-а-а! — прокатилось по цепи атакующих красных бойцов.
Они мощной лавиной ринулись вперед, чтобы схватиться с врагом в рукопашном бою. А навстречу им бежали люди в серо-зеленых шинелях, в касках. Секунда — и две шеренги сошлись, сомкнулись, и вот уже не различить, кто где. Только алое знамя реет в вышине, приветствуя своих защитников, зовя и вдохновляя их.
Но вот люди в касках и серо-зеленых шинелях дрогнули. Иные из них полегли прямо здесь, на снегу. А другие, обороняясь, отстреливаясь, стали медленно отходить назад — туда, откуда пришли. Еще минута-другая, и вщ они уже бегут вразброд, кто куда, позабыв о том, что еще недавно составляли стройную воинскую часть, подчиненную строгому порядку и железной воинской дисциплине. Теперь это всего-навсего беспорядочная толпа бегущих, обезумевших от страха людей.
И только тут Абдулла вдруг почувствовал резкую боль в левой руке. Глянул — рукав шинели весь намок от крови. Рука повисла безжизненной плетью.
В пылу боя он даже не заметил, что его ранило.
Рана Абдуллы оказалась нетяжелой. Но от потери крови он совсем обессилел.
В лазарете хирург, извлекая из предплечья пулю, сказал:
— Ну, солдат, отвоевался.
— Как — отвоевался? — не понял Абдулла.
— А вот так. Счастлив твой бог. Демобилизуют.
— Меня нельзя демобилизовать, — сказал Абдулла. — Я не мобилизованный. Я доброволец.
— Бывает, что и добровольцы гибнут. А бывает, и добровольцев приходится увольнять вчистую, — усмехнулся врач. — С таким ранением я не имею права держать тебя на передовой. Был бы ты помоложе, можно было бы надеяться, что все пройдет бесследно. А так… Что ни говори, тебе ведь уже не тридцать.
— Как же так? — не мог прийти в себя Абдулла. — Я ведь только-только начал воевать.
— Повоюешь в тылу. Война у нас нынче такая, что в там враги найдутся. Так что ты не отчаивайся, дружище. На твой век недругов хватит.
Врач был, как видно, человек веселый. Во всяком случае, за словом в карман не лез.
В Петрограде уже пахло весной. Но настроение у бывшего добровольца Рабоче-Крестьянской Красной Армии Абдуллы Ахметова было совсем не весеннее.
«Ну и дела, — думал он. — Не дай бог мне теперь попасться на глаза моему другу комиссару. Прямо сгорю со стыда. И месяца не прошло, как он провожал меня на фронт. И вот на тебе… Уже отвоевался герой…»
Абдулла живо представил себе, как встречает его молодой мусульманский комиссар, как укоризненно качает головой да приговаривает: «Эх, Абдулла, Абдулла! И как же ты подвел меня, друг Абдулла! А ведь я-то на тебя надеялся…»
От этих мыслей ему стало совсем тошно.
Навстречу по торцовой мостовой проковылял солдат-инвалид на костылях. Правой ноги у него не было, — видно, отхватило снарядом. А может, в лазарете отрезали. Абдулла уже кое-что знал про то, какие бывают ранения на свете. Веселый хирург, который удалял ему пулю, сказал: «Счастлив твой бог, старина! Привезли бы тебя на денек позже — началась бы гангрена, пришлось бы всю руку отнять аж до самого плеча. Так что молчи да радуйся!»
Выходит, ему еще повезло. А вот этому безногому солдатику хуже пришлось. Жаль парня!
А рука… Что ж, рука цела, хоть и на перевязи. Доктор сказал, что это ненадолго. А пока что правая потрудится и за себя, и за свою левую сестру.
Работа для его правой руки скоро нашлась. Вернее, он сам нашел ее. Подойдя к своему дому, Абдулла увидал стайку детей: с веселым писком и гомоном они катались на салазках с ледяной горки, той самой, которую он соорудил для них, уходя на фронт. Горка за это время стала совсем плоха, и ребятишки, скатываясь с нее, часто падали, катились кубарем, ушибались.
Увидев незнакомого человека в солдатской шинели детвора разбежалась в разные стороны.
— О-хо-хо, — вздохнул Абдулла, оглядев со всех сторон пришедшую в негодность горку. — Сразу видно, что дом без присмотра остался…
И пошел разыскивать свою старую деревянную лопату. Лопата оказалась на своем обычном месте — в сарайчике. Скинув вещевой мешок и шинель, Абдулла принялся выравнивать горку. С непривычки работать одной рукой было трудновато, и он быстро устал. «Однако ничего, — подумал он. — Постепенно привыкну. Обойдется», Подошла крохотная девчурка лет пяти в огромных старых валенках. Долго глядела, как он работает. Потом спросила:
— Дядя Абдулла, тебя на войне ранили?
— Ах ты касаточка моя! — обрадовался Абдулла. — Узнала, значит, дядю Абдуллу! Ну-ка поди ко мне!
Бросив лопату, он присел на корточки, погладил девочку по голове. Потом, развязав свой мешок, вытащил оттуда кусочек сахару, бережно завернутый в бумажку.
— На-ка вот, возьми.
— А что это? — спросила девочка.
— Сахар, доченька.
— Сахар? А на что он нужен?
У Абдуллы невольно навернулись слезы. Сердце защемило от жалости: вот живет на свете маленькое существо, которое даже не знает, что есть такая вкусная хрустящая белая штуковина под названием «сахар».
— Его едят, доченька. Попробуй-ка! Съешь! Он сладкий-сладкий.
Девочка робко взяла кусочек сахару в рот.
— Ну как? — спросил Абдулла. — Вкусно? Девочка кивнула:
— Вкусно.
— Ну вот, видишь. На-ка еще. Поди домой да поешь всласть. А еще лучше с чаем, с кипятком, с горяченькой водичкой. Поняла?
И он легонько подтолкнул девчонку в спину.
— Спасибо, — прошептала она и пошла, еле передвигая ноги в своих огромных старых валенках.
А Абдулла, повздыхав, взял вещевой мешок, накинул на плечи шинель и отправился в свою каморку.
3Дулдулович устроился в Петрограде совсем недурно. Деньги у него были. Приехав в столицу, он снял дешевый номер в небольшой гостинице у Московского вокзала. Бродил по городу, приглядывался к людям. Обедал в маленьких дешевых ресторанчиках.
Помня напутствие Алима, он никуда не лез. Затаился.
Ждал, когда наконец разыщет его связной с заданием от тех, кто его сюда направил.
Но дни шли, а связной все не появлялся.
Дулдулович стал томиться от вынужденного безделья. Его кипучая натура требовала деятельности.
