Игорь Курукин - Анна Иоанновна
В 1730–1732 годах произошла смена кадров и на уровне высшей провинциальной администрации — губернаторов и вице-губернаторов. В 1730 году на губернаторство были назначены М.А. Матюшкин (в Киев с последующей отставкой в марте 1731-го), А.И. Тараканов (в Смоленск, а затем в том же году в армию на юг), П.М. Бестужев-Рюмин (в Нижний Новгород, а оттуда в ссылку в свои деревни), П.И. Мусин-Пушкин (в Смоленск), М.В. Долгоруков (в Астрахань, затем в Казань, а оттуда — в ссылку), А.Л. Плещеев (в Сибирь), В.Ф. Салтыков (в Москву), И.М. Волынский (вице-губернатором в Нижний Новгород).
В 1731 году к новому месту службы отправились Г.П. Чернышёв (генерал-губернатором в Москву), И.И. Бибиков (в Белгород), И.П. Измайлов (в Астрахань), П.И. Мусин-Пушкин (в Казань), генерал-лейтенант И.Б. Вейсбах (в Киев), бригадиры П. Бутурлин и А. Арсеньев (оба — вице-губернаторами в Сибирь вместо отрешённого от должности И. Болтина).
В следующем году последовали назначения И.М. Шувалова (в Архангельск), генерал-майора М.Ю. Щербатова (сменил отправленного в армию И.М. Шувалова в Архангельске), генерал-лейтенанта В. фон Дельдена (в Москву в помощь Чернышёву губернатором, в следующем году отставлен), И.В. Стрекалова (в Белгород), камергера А.А. Черкасского (в Смоленск), А.Ф. Бредихина (вице-губернатором в Новгород), стольника С.М. Козловского (вице-губернатором в Смоленск), бригадира И. Караулова (вице-губернатором в Казань).
Напомним, что 14 из 23 перечисленных провинциальных начальников подписывали различные проекты и прошения. Императрица и её советники стремились убрать из столиц или из Сената неугодные или подозрительные фигуры, которых отправляли в армию или отрешали от должности. Некоторые назначения явно делались второпях. А.П. Волынского отправили было в Иран, но затем назначение отменили. Генерал Чернышёв оказался бездарным генерал-губернатором, получал от Анны выговоры и в 1733 году возвратился в Сенат; Афанасий Арсеньев был уже «весьма дряхл» для командировки в Сибирь; ветеран фон Дельден за время полувековой службы «пришёл в глубокие тяжкие болезни и безсилие» и даже не был способен самостоятельно передвигаться. Больной М.А. Матюшкин не смог немедленно отправиться на губернаторство в Киев, и его отправили на медицинское освидетельствование, подтвердившее, что «надежда к конечному его исцелению весьма мала»{197}. Некоторых перебрасывали из губернии в губернию (как П.И. Мусина-Пушкина) или на другие должности (как И.И. Бибикова и А.И. Тараканова), пока не сочли возможным предоставить им посты в столице.
Другие сами сумели выделиться. Отданный под следствие за взяточничество Артемий Волынский мог бы отговариваться, тянуть время, выискивать юридические зацепки и кляузничать на обвинителей. Но генерал-майор вызвал огонь на себя — в личном письме императрице признался в сборе с «ясашных иноверцев» трёх тысяч рублей и просил «милосердого прощения». Анна поступок оценила — 28 сентября 1731 года был подписан именной указ: «Понеже генерал маэор Артемей Волынской её императорскому величеству всеподданнейше подал на письме повинную в разных взятках, которые он брал в бытность его в Казани губернатором и в чём от её императорского величества всемилостивейше прощения просил. И того ради, в тех от него самого объявленных взятках он, Волынской, всемилостивейше прощён, и её императорское величество указала его из-под аресту освободить. А что по продолжающемуся о нём в Казанской губернии следствию ещё впредь показано будет, о том донесть её императорскому величеству, для всемилостивейшего рассмотрения»{198}.
Милостивый указ прощал не до конца и предполагал продолжение следствия. Но пухлое дело о губернаторских злоупотреблениях так и осталось пылиться в архиве. Колесо Фортуны сделало оборот — видимо, бравый и обходительный генерал чем-то понравился Анне Иоанновне. К тому же и С.А. Салтыков явно замолвил слово за дальнего родственника, напомнив, что тот не поддержал попытку ограничения самодержавия — а такие вещи императрица не забывала.
Волна перемещений накрыла не только генералитет; в сентябре 1730 года последовали массовые назначения многих участников недавних событий на воеводские посты. Они проходили спешно; некоторые из намеченных в списках кандидатур вдруг в последний момент заменялись другими «по нынешней разметке». Воеводами стали В. Губарев, В. Лихарев, С. Хлопов, А Плещеев, С. Телепнёв, В. Вяземский, А. Киселёв, И. Мещерский и другие подписанты «проекта 364-х»{199}.
Кадровая перетряска завершилась в 1732 году; последующие назначения уже не носили такого массового и хаотического характера, хотя замены должностных лиц имели место и в 1736-м, и особенно в 1740 году. Для одних «подозрительных» фигур пребывание в провинции стало своеобразным испытательным сроком — к примеру, для опального А.И. Румянцева или бывшего генерал-фискала А.А. Мякинина; для других — ступенькой в карьере, как для будущего елизаветинского фельдмаршала А.Б. Бутурлина.
Последним всплеском опал стало дело смоленского губернатора Александра Андреевича Черкасского. Дворянин Фёдор Красный-Милашевич в 1733 году донёс, что тот якобы стремился передать русский престол «голштинскому принцу», состоял в переписке с голштинским герцогом и привёл в верность ему многих смолян. Сам Ушаков поскакал в Смоленск арестовывать Черкасского. На допросах губернатор со страху оговорил себя и был приговорён к смертной казни, заменённой ссылкой в Сибирь с лишением всех прав и имущества. В 1739 году Милашевич, арестованный по другому делу, перед казнью сознался, что оклеветал Черкасского, который послал его в Голштинию только для того, чтобы удалить из Смоленска, так как ревновал его к девице Анне Корсак, в которую был влюблён и на которой позже женился.
Итак, за десять лет состоялось 68 назначений на руководящие посты в центральном аппарате и 62 назначения губернаторов — при Анне смена начальников происходила чаще, чем в любое другое царствование в XVIII веке. При этом 22 процента руководителей учреждений и 13 процентов губернаторов за это же время было репрессировано; с учетом уволенных и оказавшихся «не у дел» эти цифры составят соответственно 29 и 16 процентов. По нашим подсчётам, аннинское царствование оказалось самым неспокойным для правящей элиты. За двадцатилетнее царствование Елизаветы Петровны репрессии в адрес руководителей учреждений применялись почти в два раза реже; в обратной пропорции возросло количество должностных лиц, скончавшихся на своём посту; соответственно увеличилось количество «нормальных» отставок и уменьшилось количество переводов на другую работу. Для российского генералитета времена Анны должны были вспоминаться как нелёгкое испытание…
