Тони Бэрроу - Джон, Пол, Джордж, Ринго и я (Реальная история ‘Битлз’)
К осени 1963 года, уже записав для поддержки первичного успеха ‘Люби же меня’ один за другим три сингла, возглавивших хит-парады, битлы создали такой повышенный интерес к себе, что их быстро вознесли на вершину телевизионной программы в ‘Палладиуме’ на воскресенье, 13 октября, со всей сопутствующей рекламой перед трансляцией, которая сопровождала продажу билетов. Они были первыми в программе, которая также включала в себя американского исполнителя баллад Брука Бентона и британских исполнителей Деса О’Коннора и Брюса Форсайта. Фанаты по всей стране видели бесчисленные грузовики с экранами в дни, предшествовавшие тому воскресенью, и – когда тот день настал – множество их стеклось к центру Лондона и наводнило Эргилл-стрит в надежде хотя бы мельком увидеть прибытие Джона, Пола, Джорджа и Ринго в ‘Палладиум’ на дневную репетицию. Некоторые умудрились достать бесплатные билеты на этот вечер, остальные находились там просто, чтобы шумно поддержать великолепную четвёрку снаружи от места выступления.
Как правило, было общеизвестно, что воскресенье является спокойным днём в отделах новостей на Флит-стрит – днём, когда издатели знали, что у них лучшие шансы получить незначительные истории о мире шоу-бизнеса для утренних газет следующего дня. Другими словами, утро понедельника было тем, когда национальные газеты, вероятнее всего, публиковали статьи со старыми – как мир – историями про ‘уши от мёртвого осла’. Национальные газеты с Флит-стрит привычно посылали фотографов и репортёров на репетиции в ‘Палладиуме’, чтобы сделать ранние снимки звёзд. В тот день они, должно быть, сказали своим людям из фотоотделов: “Пусть кто-нибудь сгоняет и сделает снимки с репетиции тех ливерпульских парней на сцене вовремя, чтобы успеть к первому тиражу”. Поэтому когда фанаты начали вопить и кричать на улице за театром тем днём представители всего спектра британских ежедневных газет были налицо, чтобы услышать, а затем и увидеть всё происходившее. Ценность этой сцены в отношении новостей увеличилась после появления полицейских из близлежащего центрального полицейского отделения Вест-Энда. Толпа внезапно переключила своё внимание с парадного входа в театр на Эргилл-стрит на служебный вход на Грейт-Марльборо-стрит. Битлы приезжают? Уезжают? Нет, это было не более волнующим, чем прибытие дорожных менеджеров Нила и Мэла, несущих картонные коробки с Кокой и хот-догами в кафе на Карнэби-стрит, чтобы покормить своих четырёх хозяев. Толпа хлынула назад к углу Эргилл-стрит, где энергичное подкрепление полицейских остановило их, не дав достигнуть ступенек к ‘Палладиуму’ и тем самым обеспечив идеальную возможность для фото. Засверкали камеры, а подростки открыли рты и завопили. Репортёры собирали высказывания некоторых фанатов, чтобы сопровождать ими снимки. Из-за того, что это было важнейшей новостью тем вечером, ‘уши от мёртвого осла’ были вновь на время оставлены, и передние страницы утренних изданий в понедельник усеивала битломания. Одна газета назвала это “Битловская лихорадка!”, а ‘Дэйли миррор’ придумала термин ‘битломания’. Эта история была также включена в сводку новостей Ай-Ти-Ви поздно вечером в воскресенье.
Как парню, ответственному за рекламу группы, мне бы очень хотелось заявить, что я разработал весь этот сценарий, что я собрал подходяще фотогеничное буйство возле ‘Палладиума’, но правда состоит в том, что рождение битломании не было вызвано искусственно; это было совершенно естественное событие. Это было спонтанное проявление преданности, любви, привязанности – даже обожания – части фанатов, первой из множества, которые возникали всякий раз, когда битлы появлялись на публике. Большинство аспектов карьеры группы полагалось на её естественные способности, а не на изобретённые рекламные трюки и штучки. Моей ролью в прогрессе ‘Битлз’ являлось держать средства массовой информации в курсе планов и достижений и представлять самые положительные моменты истории группы, а не торговать вразнос чистым вымыслом. Мне было очень хорошо известно, что нет никакой нужды поливать потоком слов выдуманной рекламы четырёх настолько ярких и красочных персонажей.
Казалось, что редакторы с Флит-стрит не осознавали, что битломания незаметно овладела нами – и ими – за несколько месяцев. То, что произошло возле ‘Палладиума’ в октябре в меньших масштабах происходило возле провинциальных театров и отелей большую часть лета. С моей точки зрения, Флит-стрит всегда чудовищно опаздывала в чутье на новейших звёзд мира поп- и рок-музыки. Точно так же они годами писали о людях, давным-давно утративших своё положение, тогда как молодёжная пресса не стояла на месте. Бесспорно, после возникновения битломании моя работа с ‘Битлз’ разительно изменилась. Большая часть того, что я делал прежде, можно классифицировать, как упреждающее и продвигающее. Теперь в мою стратегию вошли значительные элементы опеки и осторожной избирательности. Я становился весьма избирательным в отношении того, что битлы делали для прессы, предпочитая работать только с теми публикациями, фотографами и авторами, которые приносили нам больше всего пользы. Когда давление на время битлов возросло, они стали менее доступными для меня, и мне приходилось отвергать всё больше и больше предложений ценных и заманчивых статей и публикаций фото лишь из-за фактора недосягаемости. Снежный ком наращивал темп – больше славы означало больше выступлений, больше выступлений оставляло меньше возможности маневра для меня, чтобы договориться о времени для мероприятий, связанных с прессой.
Помню один случай, когда битлы были гостями одного шоу на радио Би-Би-Си, вероятно ‘Лёгкий бит’, в театре ‘Плэйхаус’ на Чаринг-кросс, и я умудрился расчистить время между репетицией программы и настоящей её записью, чтобы они дали несколько интервью для прессы. У меня был длинный список просьб от авторов статей значительных журналов и газет – многие из которых были сами по себе знаменитостями с Флит-стрит – которые мне пришлось безжалостно оставить без ответа в пользу примерно полудюжине ключевых журналистов из самых престижных и многотиражных изданий. Эти люди заслуживали – и, как правило, требовали – эксклюзивного времени для интервью один на один. Вместо этого, всем избранным в мой короткий список приходилось обходиться общими 45 минутами в тесных неудобных рабочих условиях в душном и слабоосвещённом подвальном помещении под зрительным залом ‘Плэйхаус’. Я попросил журналистов растянуться в большой круг, и у каждой стороны был один свободный стул сбоку или спереди. Затем мы сыграли как бы в музыкальную игру со стульями. Я привёл наших четырёх ребят, наспех официально представил всех и предложил каждой четвёрке журналистов по одному битлу. Через семь или восемь минут я сдвинул каждого битла на одно место дальше в этом кругу, и интервью возобновилось. Для таких важных личностей с Флит-стрит это было бы неприемлемым отношением при менее переполненных и удручающих обстоятельствах, но все они с благодарностью воспользовались моими распоряжениями, вызванными крайней необходимостью, потому что они отчаянно хотели написать о ‘Битлз’ теперь, когда битломания развернулась вовсю. В то время я ни одно мгновение не думал, что я смогу выйти сухим из воды с таким нехорошим способом обращения с такими высокопоставленными авторами на регулярной основе. Однако формат, который я изобрёл для ‘Плэйхаус’, и в самом деле стал шаблоном для многих подобных сеансов интервью ‘с музыкальными стульями’ в будущем. Идея усадить группу людей из международных средств массовой информации – комбинацию литераторов из журналов и газет плюс ди-джеев с ведущих радиостанций – в круг и предоставление им битла, одного за раз, стало частью стандартного формата, который я очень успешно использовал в разных местах по всему земному шару.
