Хьюи Ньютон - Революционное самоубийство
По прошествии какого-то времени — не знаю, как долго я добивался своего — я научился управлять мыслями. Я мог запускать и останавливать потом мыслей по собственному желанию, мог замедлять и ускорять его. Эти упражнения я проделывал при полной концентрации сознания. Некоторое время я боялся потерять над собой контроль. Я не мог думать, и я не мог остановиться и не думать. Лишь впоследствии я по-настоящему научился запускать мысли с той скоростью, с которой хотел. Я называю это клипами, но на самом деле это были образы, в них воплотились самые яркие воспоминания о моей семье, подружках, хороших временах. Вскоре я наловчился лежать с выгнутой спиной часами и уже не обращал внимания на то, как течет время. Полый контроль. Я учился контролировать прием пищи, свое тело и свой разум при помощи силы воли.
Через две недели охранники вытащили меня из «душегубки» и на сутки отправили в обычную камеру. Здесь я принял душ и прошел медицинский осмотр, со мной также побеседовал психиатр. Тюремная администрация беспокоилась, как бы заключенный не сошел с ума, попав в «душегубку». Поскольку я и не думал раскаиваться в приписанном мне нарушении тюремного режима, меня запихнули обратно в карцер. Но теперь это меня не пугало. Я завоевал свою свободу.
«Душегубки» существуют по той простой причине, что администрация тюрьмы знает, что подобные условия заставят их, т. е. провинившихся, внутренне сломаться, покривить душой. Однако, решив, что им ни за что не удастся подчинить мою волю, я стал сильнее, чем они. Я понимал их лучше, чем они меня. Я больше не зависел от материальных вещей и поэтому впервые в жизни чувствовал себя действительно свободным. В прошлом я мало чем отличался от своих тюремщиков, я преследовал те же самые цели, присущие капиталистической Америке. Теперь я обрел высшую свободу.
Большинство моих знакомых не осознает тот факт, что я периодически сидел в тюрьме на протяжении последних двадцати лет. Им известно лишь о моем одиннадцатимесячном пребывании в одиночке в 1967 году, когда я ждал начала судебного процесса по делу об убийстве, а также о двадцати двух месяцах, которые я провел в колонии для уголовных преступников после вынесения приговора. Но 1967 год не был возможен без 1964. Я бы не смог выдержать заключения в одиночной камере, если бы не прошел через «душегубку». Поэтому я не могу советовать молодым, неопытным товарищам идти в тюрьму, да еще и в одиночку, потому что тюремное заключение — это способ оказывать сопротивление властям и путь, по которому приходят к свободе. Я слишком хорошо знаю, что может сделать одиночное заключение с человеком.
«Камеры для стриптиза» были запрещены в Соединенных Штатах. Я разговаривал с заключенными из калифорнийских тюрем, и они сказали мне, что такие камеры на Западном побережье больше не используют. Все это благодаря Чарльзу Гэрри, адвокату, защищавшему меня в 1968 году. Гэрри защищал еще одного члена нашей партии Уоррена Уэлса, обвиненного в нанесении огнестрельных ранений полицейскому. Высший суд штата Калифорнии решил, что это просто надругательство над человеком — подвергать его такому чудовищному испытанию. Разумеется, в тюремной системе по-прежнему действуют свои законы, и, может быть, прямо сейчас в какой-нибудь тюрьме заключенные, у которых нет адвоката, лежат в грязи на полу в «душегубке».
Я пробыл в карцере целый месяц. Когда пришел срок, меня, согласно приговору, отправили на полгода на окружную ферму в Санта-Риту, что примерно в пятидесяти милях к югу от Окленда. Это лагерь для «почетных заключенных». Здесь нет крепких стен, а заключенных не запирают под замок. Лагерь обнесен колючей проволокой, но днем можно запросто через нее перемахнуть и пойти погулять. Отбывающие наказание ухаживают за скотом, собирают урожай и выполняют другую сельскохозяйственную работу.
В этом благословенном местечке я не задержался. Спустя несколько дней после прибытия в лагерь я подрался с толстым негром-заключенным по имени Боджэк. Он работал в столовой. Про Боджэка было известно, что он старательно оказывает администрации лагеря мелкие услуги, а был «макальщиком»: стоило Боджэку отвернуться, я зачерпывал ложкой еще больше еды. Однажды Боджэк попытался мне помешать. Тогда я во всеуслышание объявил, что он служит интересам угнетателей, и с размаху ударил толстяка стальным подносом. Когда меня оттащили от Боджэка, то сразу же отправили в Грэйстоун, тюрьму строгого режима в Санта-Рите.
Здесь заключенных целыми днями держали взаперти в каменном мешке. И это было не единственная беда. Благодаря полученному в карцере опыту я смог выжить в этих условиях, хотя и был не в силах сносить такое обращение совершенно безропотно. Еда в Грэйстоуне была не лучше, чем в Аламедской окружной тюрьме, и я постоянно протестовал против отвратительной кормежки, а также требовала лучше обогревать камеру. Половину срока мы жили вообще без отопления.
В любой тюрьме найдутся беспокойные соседи. В Санта-Рите тоже был такой: он орал днями и ночами во всю мощь своих легких. Глотка у него, наверное, была луженая. Время от времени к нему в камеру приходили охранники и обливали его ведрами холодной воды. Постепенно он утихомиривался, и громкий крик сменялся хриплым кашлем, переходящим в едва различимый писк и, наконец, просто в шепот. Шумный заключенный раньше меня вышел на свободу, но его выкрики еще долго раздавались в моей голове.
В конце концов, я довел администрацию тюрьмы до белого каления своими бесконечными жалобами и протестами. Не выдержав, они отправили меня обратно в Оклендскую тюрьму, где я отсидел в одиночной камере остаток срока. К тому моменту я уже притерпелся к холоду. И поныне мне не очень нравится жара в помещении, какая бы ни была температура снаружи. Даже в этих суровых условиях обращение со мной в тюрьме очень много сказало мне о тех, кто выдумал такую форму наказания. Я отлично их знаю теперь.
15. Бобби Сил
Сил является продолжателем организаторских начинаний черной и белой молодежи на сельском Юге. Он продолжает бороться… за требования, которые выдвигали студенты в начале шестидесятых, выступая за немедленное соблюдение основных гарантий и обещаний, закрепленных в Конституции и так долго нарушаемых незаконной властью белых. В то же время он сохранил за собой право нанести удар по самой системе.
Джулиан Бонд. Время говорить, время действоватьВыйдя из тюрьмы и вернувшись в 1965 году на улицы родного квартала, я вновь сошелся с Бобби Силом. Нам было о чем поговорить, к тому же я не виделся с ним больше года.
![Юджин О'Нил - Хьюи[Hughie]](/uploads/posts/books/255087/255087.jpg)
