Илья Стогоff - Буги-вуги-Book. Авторский путеводитель по Петербургу, которого больше нет
Но забыть одну жизнь – человеку нужна, как минимум,
Еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
Глава девятая, и последняя
Пять углов
1
Несколько лет тому назад я пытался добиться, чтобы улицу Рубинштейна переименовали в улицу Виктора Цоя. Приводил аргументы типа того, что Цой – один из главных городских брендов, и как раз на данной улице располагался когда-то Ленинградский рок-клуб, а что за Рубинштейн имеется в виду, и какое отношение к улице он имеет, неизвестно даже самым дотошным краеведам.
Впрочем, до конца это свое начинание я не довел. Разумеется, не довел… как и большинство прочих начинаний. Тем более что, если посудить здраво, к улице Рубинштейна имела отношение целая куча звезд первой величины и помимо Цоя. Улица-то всего ничего – от Пяти углов до кафе «Макдоналдс» шесть минут ходьбы. Но на этих шести минутах уместилось ох как немало. Тут можно писать по книжке чуть ли не про каждый дом, и каждая книжка будет такой, что не оторвешься.
Всего один пример: дом, стоящий на Невском ровно напротив Рубинштейна. Сейчас в нем кинотеатр «Кристалл-Палас», и вроде ничего особенного собой он не представляет. Но помните ли вы, что именно с этим домом связано самое громкое убийство 1990-х?
Серое пятиэтажное здание. По фасаду отделано гранитом. В развеселые годы НЭПа здесь жила красотка-актриса Зинаида Райх, вторая жена Сергея Есенина. Она родила ему двоих детей, которых поэт отказался признать своими: «Слишком черные… Есенины черными не бывают». Зинаиду потом, несколько лет спустя, жутко и непонятно убили, буквально искромсали ножами, и убийц никто не нашел. А летом 1997-го с чердака над квартирой Райх громыхнул выстрел, изменивший всю историю страны.
Неизвестный снайпер выпустил автоматную очередь в автомобиль вице-губернатора Маневича. Второй человек в городе, ближайший друг и соратник Собчака, Путина и Чубайса, человек, через руки которого шли все финансы города, – в то утро Маневич, как обычно, отправился в Смольный. Жил он на улице Рубинштейна, в том же доме, где за тридцать лет до него был прописан писатель Довлатов. Автомобиль успел доехать до пересечения с Невским и на минуту притормозил перед поворотом. В этот момент снайпер нажал на курок. Пули пробили крышу авто, грудь вице-губернатора и застряли в сиденье дорогой машины.
По дерзости и значению убийство Маневича стоит сравнивать разве что с убийством президента Кеннеди. Невский проспект, самый центр города, всего одна автоматная очередь – и Петербург лишается главного финансиста. Вскоре после этого бывший мэр Собчак был вынужден бежать из страны, его заместителю Путину пришлось уехать в Москву, ну а то, что было дальше, думаю, вы помните и без меня.
2
Странно, что никто в моем городе так и не додумался водить экскурсии по местам самых громких петербургских убийств. Иногда я думаю, что, может быть, этим стоило бы заняться мне. Я показывал бы экскурсантам то место перед Кунсткамерой, где автомобиль одного из топливных королей Петербурга был прямо на ходу, как в кино, подбит из ручного гранатомета. Водил бы их в бар, куда каждый день ровно в три пополудни заскакивал городской смотрящий с неоригинальным псевдонимом Кирпич, чтобы выпить бокальчик мартини с оливкой, – и в котором как-то (в одну минуту четвертого) он получил-таки пулю в голову.
Легендарный ленинградский криминал очень быстро превратился в очень мерзкую компанию. Однако все, кто с ним сталкивался, подтвердят: у истоков явления стояли вполне симпатичные молодые люди. Да, к концу 1990-х их стало не рассмотреть из-за кепок понаехавшего в город провинциального бычья. Но начинали этот бизнес вполне себе обаятельные робины гуды. Из тех, знаете, кто и кокс с кончика ножа понюхает, и спонсором первых русских хип-хоперов выступит.
Большинство из них начинали с фарцовки. Этот подзабытый термин означает бизнес, который тогда делали с иностранными туристами: меняли им валюту или покупали то, чего в СССР было не достать. Москвичи любят говорить, будто новые времена для страны настали после Фестиваля молодежи в 1957-м, когда в страну впервые приехало множество иностранцев. Это, конечно, глупость, на которую не стоит обращать внимания. Москвичи, как обычно, пытаются выдать свои местечковые иллюзии за глобальную истину. Уж где-где, а в Ленинграде туристов и иностранных моряков хватало даже в самые хмурые сталинские годы. Пластинки с американским ритм-энд-блюзом у нас продавались уже лет за пять до того Московского фестиваля, а уж в джинсах по Невскому в 1960-х ходили даже школьники.
Иностранцев в портовом городе Ленинграде хватало. А уж там, где есть богатенькие буржуйские туристы, обязательно появятся и те, кто станет на них зарабатывать. Уже в 1960-х одна из галерей «Гостиного Двора» получила название «Галёра». Тут, на «Галёре», у фарцовщиков можно было купить все: от ментоловых сигарет и порножурналов до больших партий бытовой электроники или валюты, которая ходила тут в таких объемах, что следователи КГБ просто падали в обморок.
Иногда здесь же, на «Галёре», в те годы можно было встретить долговязого, нескладного, восточной внешности паренька. Звали его Сергей Мечик, хотя сегодня он больше известен под псевдонимом Довлатов. Компания подпольных ленинградских литераторов и компания подпольных ленинградских коммерсантов были связаны тысячью ниточек. И те и другие сидели в одних и тех же ресторанах, слушали одних и тех же джазменов и ухаживали за одними и теми же девушками. Последний факт молодого Довлатова угнетал особенно.
О своей попытке податься в бизнес он позже написал несколько рассказов. Один из них, если вы помните, посвящен покупке у финских туристов промышленной партии синтетических носков. Однако своим на «Галёре» Довлатов так и не стал. Жизнь фарцовщика была вечным балансированием: либо сядешь, либо будешь вынужден стучать на собственных дольщиков. Устав от всего этого, Довлатов предпочел уйти в армию. Можно сказать, что в вооруженные силы он не ушел, а сбежал. Потому что жизнь на гражданке для него становилась уж слишком невыносима.
Сам он позже так описывал свои мотивы:
Когда-то я был толстое, добродушное дитя, а вокруг меня хлопотали многочисленные дяди и тети. Поскольку дитя было задумчивое, они провозгласили, что это мудрое дитя.
Потом мальчик учился в школе. Учился прилежно, но без блеска. Последние три года учился в художественной школе. Одновременно в газете «Ленинские искры» печатал стишки. Довольно-таки дрянные.
Мальчик привык к тому, что он вундеркинд. Это было приятно. Потом поступил в университет. Поступил без особого труда и опять учился прилично, хотя опять без блеску. И еще года полтора жил довольно благополучно.
