Николай Раевский - Пушкин и Александрина. Запретная любовь поэта
…Мы ужинали при свечах. Все было как во времена Александры Николаевны. На столе скатерть из русского льна, искрящийся богемский хрусталь, массивное серебро из приданого шведской принцессы Ваза вперемежку с серебряными вещами с монограммой «А. Г.». В полусумраке чуть видны портреты – Дантес, Жуковский, «русские гравюры» с забытыми людьми. Воспоминания, воспоминания… После долго беседуем в малой гостиной. В разных местах комнаты мягко горят свечи. Я сижу в старинном глубоком кресле… Вот здесь, в этой комнате, в этих самых креслах сиживали две стареющие женщины – генеральша Ланская и ее сестра. О чем они говорили, о чем думали?..»
Не так давно в Бродзянах в замке Фризенгофов был научный сотрудник Института балканистики АН СССР Л. С. Кишкин. Он рассказал нам, что на косяке двери одной из комнат сохранились отметки о росте Натальи Николаевны и ее детей. Рост Натальи Николаевны и ее дочери Натальи Александровны – 173 см, Александра Александровича – 174 см. Эти отметки так ярко характеризуют отношения двух сестер, стремление Александры Николаевны перенести и в свой дом (очевидно, это было в обычаях Полотняного Завода) милые приметы родственной близости.
В этом старинном замке прошла вся остальная жизнь Александры Николаевны. Сорок лет прожила она в Бродзянах, окруженная дорогими ее сердцу русскими реликвиями, портретами родных и знакомых. По этим аллеям парка гуляла с Натальей Николаевной, несколько раз приезжавшей к сестре. Здесь посещали ее Иван Николаевич и, по-видимому, Сергей Николаевич, племянники и племянницы Пушкины и Ланские. Здесь она скончалась.
Граф Георг Вельсбург, правнук Александры Николаевны, любезно предоставил А. Н. Раевскому возможность ознакомиться с богатой библиотекой, бесчисленным количеством портретов и альбомов, хранящихся там со времени кончины Александры Николаевны. Мы не имеем возможности дать подробное описание всего того, что совершенно неожиданно было обнаружено там Раевским, и отсылаем читателя к его книге «Портреты заговорили». Но на некоторых моментах, имеющих прямое отношение к нашему повествованию, должны остановиться.
Среди множества портретов и рисунков там оказались портреты Гончаровых, Пушкиных и Ланских, Фризенгофов и Ксавье де Местра, а также П. А. Вяземского, Ю. П. Строгановой и др. Обращает на себя внимание портрет Дантеса с собственноручной подписью, висевший в столовой. Наличие этого портрета в бродзянском замке дало повод некоторым пушкинистам упрекать Александру Николаевну в неэтичном отношении к памяти Пушкина. Так, А. Ахматова писала: «В замке у Александрины в столовой до самой войны 1940 года висел портрет Дантеса. Для меня лично этого было бы достаточно, чтобы доказать, что она никогда не любила Пушкина… Несомненно, этот портрет в столовой – это остаток культа Дантеса…» Эта гипотеза не имела никакого документального подтверждения. И, как мы видели выше, у Александры Николаевны не было никакого культа Дантеса.
Что касается того, как попал портрет Дантеса в Бродзяны, то этому можно найти объяснение теперь, когда мы имеем письма Екатерины Николаевны Дантес. В 1842/43 году Дантесы провели зиму в Вене, где встречались с Натальей Ивановной и Густавом Фризенгофами. В высшем обществе венского двора убийцу Пушкина и его жену не принимали, и единственным домом, где они бывали запросто, был дом Фризенгофов. Как мы уже говорили, возможно, Дантесы и Фризенгофы были давно знакомы, так как обе эти семьи происходили из Эльзаса. В 1843 году осенью Екатерина Николаевна умерла, но Жорж Дантес и после ее кончины, конечно, бывал в Вене у Луи Геккерна, и там он мог подарить Фризенгофам свой портрет (он датируется 1844 годом). С этой нашей точкой зрения согласен и Н. А. Раевский, посетивший Бродзяны. Висел ли он в доме при Наталье Ивановне, мы не знаем, но думаем, что нет, учитывая ее очень близкие отношения с Натальей Николаевной. Тем более трудно предположить, что ежедневно могла спокойно смотреть на убийцу Пушкина Александра Николаевна… Вероятно, портрет этот появился в столовой гораздо позднее. Отметим здесь также знаменательный факт: в Бродзянах среди множества портретов родственников Александры Николаевны не было обнаружено ни одного портрета Екатерины Николаевны! На это как-то до сих пор не обратили внимания. (Вспомним, что и в доме Натальи Николаевны не было ни одного изображения старшей сестры.) И если даже предположить, что Александра Николаевна могла повесить на самом видном месте портрет Дантеса, то почему бы ей не иметь рядом или в альбомах портрет его жены, своей родной сестры? Однако его не было… А портретов Натальи Николаевны было несколько. Нет, не висел при Александре Николаевне портрет убийцы Пушкина!
Но среди многочисленных иконографических материалов там не было и ни одного портрета Пушкина. В огромной библиотеке, насчитывавшей не менее 10 ООО томов, в так называемом «русском шкафу» Раевский обнаружил только посмертное издание его сочинений с экслибрисом герцогини Ольденбургской, дочери Александры Николаевны. Никаких писем, ни одной пушкинской строки… Странно, не правда ли? Но известно, что перед смертью Александра Николаевна сожгла все письма, а после – ее дочь по ее просьбе уничтожила и остальные бумаги. Все исчезло навсегда… Уцелели только письма Густава Фризенгофа к брату. Некоторые материалы и портреты разными путями попали в Пушкинский дом в Ленинграде, часть находится в Словакии, а остальное, по-видимому, погибло во время Второй мировой войны.
Чем же объяснить такое полное отсутствие каких-либо следов Пушкина в Бродзянском замке? Думаем, что ответ следует искать в событиях последних месяцев 1837 года, а главное – в факте публикации клеветнических измышлений Трубецкого о связи Пушкина со свояченицей. В 1887 году и Александра Николаевна, и Густав были еще живы, и если до этого что-нибудь пушкинское, например, портреты, и было, оно исчезло (если не было уничтожено, то убрано), чтобы ничто не напоминало об этой истории. Можно себе представить, как переживали старики Фризенгофы это позорное обвинение Пушкина и Александры Николаевны. Но в 1889 году умер Густав Фризенгоф, в 1891-м – Александра Николаевна, владелицей замка стала их дочь, Наталья Густавовна. Вероятно, ей мы «обязаны» окончательным исчезновением всего пушкинского, по-видимому, это именно она повесила в столовой портрет Дантеса. Очевидно, плохо разбираясь во всех петербургских трагических событиях, которые были для нее далекой историей, она полагала, что таким образом (странным, на наш взгляд) «реабилитирует» честь своей матери. Что касается Вельсбургов, то они, тщательно храня все, что осталось после прабабки, не сочли нужным убрать портрет Дантеса; возможно, они были согласны с Натальей Густавовной, а вернее, по незнанию всех обстоятельств, стремясь только сохранить «все как было».
