Галина Сапожникова - Кто кого предал
— И почему же, интересно, вы выбрали эту, а не другую сторону баррикад?
В. Шеин:
— Расскажу историю. В декабре 1989-го должен был состояться съезд компартии Литвы, поэтому на партконференции в МВД выбирали делегатов. И бывший служащий истребительного батальона, который в 50-х годах боролся с нацподпольем, а на тот момент был начальником политотдела МВД Литвы, нам сказал: «Ребята, я был в Москве, и нам велели не дергаться, Прибалтику сдадут». Нам было предложено положить на стол партийные билеты и принять гражданство Литвы. Один из депутатов парламента заявил, что они возвращают конституцию 1938 года. То есть Литва становится буржуазной страной, и мы должны будем служить тем, кому служил диктатор Сметона. Гитлеру! А у меня мама была во время войны старшим лейтенантом медицинской службы, они с отцом на Рейхстаге расписались 10 мая 1945 года, и я должен был хранить память родителей. Я присягу давал — ну как я мог изменить?
Владимир Антонов (на фото слева) и Владимир Шеин вынуждены были покинуть Литву из-за преследования литовских спецслужб, хотя никакими подпольщиками быть не собирались. Фото из архива Г. Сапожниковой.
11 человек во главе с министром внутренних дел Мисюконисом перешли на сторону Альгирдаса Бразаускаса и положили партийные билеты. А мы — 7 человек во главе с полковником Матузанисом и еще двумя начальниками райотделов — остались на позициях КПСС. Нас поэтому обзывали «платформистами», или «ночниками», поскольку все это происходило ночью. Но мы этим даже гордились.
— Как выглядело литовское национальное возрождение?
В. Антонов:
— Это не было возрождением. Все началось с приезда в Вильнюс одного из идеологов разрушения страны Александра Яковлева. Был создан ряд изданий, которые вели открытую националистическую, антисоветскую пропаганду. Официальные СМИ поначалу отмалчивались. Но по мере роста влияния «саюдистов» подключились и они. Националистическое подполье вышло на волю. Со временем национал-сепаратистами были захвачены фактически все СМИ Литвы. Это не могло не отразиться на самих литовцах. Меня поразило перерождение одного моего приятеля, с которым я пять лет прожил в общежитии, когда учился в городе Горьком. Дружили семьями и в Вильнюсе. И вдруг оказалось, что он всегда считал меня сыном оккупанта и чуть ли не врагом…
В. Шеин:
— Я тоже потерял многих своих хороших знакомых, с которыми мы в одной компании шли на пули. Один коллега, например, был членом олимпийской сборной СССР по легкой атлетике, причем и жена у него была русская. А в августе 1991-го, когда я пришел в транспортную милицию, он закричал: «Держите его, это враг!» А я его даже прикрывал не раз, когда он с любовницей уединялся, говорил жене: все нормально, парень на службе… Почему так получилось? Мне кажется, бабушки и дедушки передавали внукам бациллу национализма. Например, со мной в следственном отделе работала внучка революционера Иосифа Варейкиса. Я думал — комсомолка, память деда чтит и так далее. А недавно увидел ее подпись под обвинительным заключением, которое прислали из Литвы профессору Лазутке… Глазам своим не поверил!
Сценарий писали совместно— Где каждый из вас был в январе 1991-го и какая версия событий видится вам подлинной?
В. Антонов:
— В ночь на 13 января одну часть дружинников отправили к Комитету по телевидению и радиовещанию, а другую — на телебашню. Если и нужно было придумать наиболее худший сценарий — хуже сделать было бы невозможно. Военные вели себя в соответствии с тем, что им было приказано делать. Мы вообще не знали, в какую ситуацию попали. Привезли нас на автобусе к телевышке, которая была уже занята группой «Альфа». Мрачная, конечно, сцена: десантники стреляют холостыми патронами, а вокруг в свете прожекторов ездят бэтээры… Согласно сценарию среди нас, скорее всего, должны были быть жертвы. Но что-то не срослось у того сценариста, кто этот сценарий писал.
— Кого именно вы имеете в виду?
В. Антонов:
— Я думаю, писали его совместными усилиями. Судя по тем интервью, которые потом давал начальник Департамента охраны края Аудрюс Буткявичюс, он был в хорошем контакте с начальником Генштаба ВС СССР Советской армии Михаилом Моисеевым. Буткявичюс почему-то знал, когда, куда и сколько военных будет направлено. Литовская сторона знала весь план, который был у армии, и потому шла на шаг вперед. Это первое. Второе. Насколько я понял, для введения президентского правления в Литве «Альфу» готовили к взятию самых главных точек: это сейм и — Совет — Министров. Однако в последний момент все было изменено. За несколько дней до этого все это можно было сделать взводом солдат Внутренних войск — просто выгнав всех из сейма. А после 8 января, когда произошло повышение цен, люди были заведены по максимуму.
В. Шеин:
— За 10–15 лет до этого я был старшим участковым инспектором того самого микрорайона, где разворачивались события и где находятся дома, с крыш которых стреляли снайперы. Ночью специальное подразделение нашего МВД вело съемки, снимало всех, кто туда поднимался, — там же не один человек был, а много, в том числе и тот, кто стрелял из винтовки Мосина. Все видеозаписи потом странным образом из уголовного дела исчезли.
— Как вы жили в период между январской трагедией и августовским путчем? Вы понимали, что все катится в тартарары, либо в вас все-таки жила надежда выстоять?
В. Антонов:
— Мы никак не могли предположить, что Литву сдадут. Тем более что несколько раз общались на эту тему с Михаилом Сергеевичем Горбачевым и в Москве, и в Вильнюсе, во время его последнего приезда. Мы себя позиционировали людьми, которые выступят в защиту русскоязычного населения, живущего в Литве. Войска должны были оставаться какое-то долгое время, так нам казалось. Уже был создан банк, в котором были открыты счета для предприятий союзного подчинения, — то есть они бы вообще не зависели от экономики и финансов республики. Была создана Ассоциация свободных предпринимателей и собственная милиция для охраны объектов. Но все было перечеркнуто 19 августа 1991 года.
В. Шеин:
— Нам удалось создать не подчиняющуюся литовской полиции структуру, я должен был стать начальником отдела вневедомственной охраны по охране всех предприятий союзного значения — железной дороги, двух портов в Клайпеде, фельдсвязи, которая к тому времени тоже разделилась — была та, которая подчинялась «Саюдису», и та, что Горбачеву. Была ли у нас возможность победить? Я уверен на 99,9 процента, что была.
