Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма
Летом 1842 года много неприятных переживаний доставили Наталье Николаевне и власти Опочецкого уезда, пытавшиеся возбудить процесс против наследников Пушкина и оттягать 60 десятин из Михайловских земель, якобы подлежащих возврату.
Наталья Николаевна собиралась пробыть в деревне экономии ради до середины октября, но смерть Екатерины Ивановны ускорила ее отъезд.
«Ты, может быть, будешь удивлен, дорогой, добрейший Дмитрий, — читаем мы в письме от 17 сентября, — увидев петербургский штемпель на моем письме. Столько разных неприятных обстоятельств, и самых тяжелых, произошли одни за другими этим летом, что я вынуждена была ускорить на два месяца мое возвращение. Это решение было принято после письма графа Строганова, который выслал мне 500 рублей на дорогу (зная, что у меня ни копейки), настоятельно рекомендуя мне вернуться незамедлительно»».
Из письма Екатерины Дантес, которое будет приведено ниже, мы узнаем, что тетушка Местр, очевидно, выполняя волю покойной сестры, отдала Наталье Николаевне «все вещи, а также мебель и серебро». Как мы уже говорили, недвижимое имущество между сестрами поделено не было, и Екатерина Ивановна просила Софью Ивановну после ее смерти передать любимой племяннице поместье в 500 душ. Однако при жизни графиня Местр этого не сделала. Умерла она в 1851 году и, по завещанию, все свое состояние оставила племяннику Сергею Григорьевичу Строганову, обязав его исполнить волю Екатерины Ивановны в отношении Натальи Николаевны. Впоследствии это завещание также причинило ей много волнений и неприятностей, так как Строганов потребовал от Натальи Николаевны уплаты половины долгов, лежащих на имениях, хотя львиную долю наследства получал он.
В 1843 году Наталья Николаевна впервые после смерти мужа появилась в великосветском обществе и стала бывать при дворе. Очевидно, она где-то встретила императора или императрицу, и те решили украсить придворные балы присутствием знаменитой красавицы. Отказаться от «всемилостивейших» приглашений было, конечно, невозможно.
«Этой зимой, — пишет Наталья Николаевна брату 18 марта 1843 года, — императорская фамилия оказала мне честь и часто вспоминала обо мне, поэтому я стала больше выезжать. Внимание, которое они соблаговолили проявить ко мне, вызвало у меня чувство живой благодарности. Императрица даже оказала мне честь и попросила у меня портрет для своего альбома. Сейчас художник Гау, присланный для этой цели ее величеством, пишет мой портрет».
Это, очевидно, тот самый портрет, о котором упоминает в своих воспоминаниях Арапова. На одном из придворных костюмированных балов Наталья Николаевна появилась в костюме в древнееврейском стиле и была изумительно хороша в нем. В этом костюме и пожелала императрица иметь ее портрет в своем альбоме. По словам Натальи Николаевны, это был самый удачный из всех ее портретов. К сожалению, портрет этот до нас не дошел.
Наталье Николаевне было тогда 30 лет, и красота ее была в самом расцвете. Она была, по выражению Вяземского, «удивительно, разрушительно, опустошительно хороша». Денег на туалеты у Натальи Николаевны, конечно, не было, но тетушка Загряжская оставила ей в наследство свой гардероб, драгоценности, меха, кружева. И она, и Софья Ивановна, мы узнаем о том из писем, часто дарили обеим племянницам отрезы на платья. Внучка Натальи Николаевны Е. Н. Бибикова в своих воспоминаниях, со слов матери Е. П. Ланской (по второму мужу Бибиковой), пишет, как еще при жизни Пушкина обновлялись ее туалеты:
«Наталья Николаевна тратила очень мало на свои туалеты. Ее снабжала тетка Загряжская, а домашняя портниха их дома перешивала. Лиф был обыкновенно хорошо сшитый, на костях, атласный, и чехол из канауса, а сверху нашивались воланы из какого-то тарлатана, которые после каждого бала отрывались и выкидывались и нашивались новые». Как видим, упреки в огромных тратах на туалеты, которые якобы разоряли Пушкина, вряд ли справедливы.
Летом 1843 года семья Пушкиных не выезжала из Петербурга. Вот что пишет Наталья Николаевна брату.
«18 марта 1843 г. (Петербург)
...В этом году я буду вынуждена провести лето в городе, хотя и обещала Ване приехать на лето в Ильицыно (одно из поместий Гончаровых в Рязанской губернии). Приезд сюда графа Сергея Строганова полностью изменил мои намерения. Он был так добр принять участие в моих детях, и по его совету я решила отдать своих мальчиков экстернами в гимназию, то есть они будут жить дома и ходить туда только на занятия. Но Саша еще недостаточно подготовлен к поступлению в третий класс, а по словам многих первые классы не благоприятны для умственного развития, потому что учеников в них очень много, а следственно, и надзор не так хорош, и получается, что ученье идет очень медленно, и ребенок коснеет там годами и не переходит в следующий класс. Поэтому я хочу заставить Сашу много заниматься в течение года, что мне остается, потому что он будет поступать в августе будущего года. А теперь, по совету директора гимназии, куда я хочу его поместить, я беру ему учителей, которые подготовят его к сдаче экзамена. Это будет тяжелый год в отношении расходов, но в конце концов меня вознаградит убеждение, что это решение будет полезно моему ребенку. Прежде чем решиться на это, я воспользовалась представившимся мне случаем поговорить с самим его величеством, и он не осудил это мое намерение».
Еще в 1841 году Плетнев писал: «...Чай пил у Пушкиной (жены поэта). Она очень мило передала мне свои идеи насчет воспитания детей. Ей хочется даже мальчиков, до университета, не отдавать в казенные заведения. Но они записаны в пажи — и у нее мало денег для исполнения этого плана».
Сыновья Пушкина были записаны в пажи вскоре после смерти поэта по распоряжению императора, и именно этим объясняется, что Наталье Николаевне пришлось «посоветоваться» с Николаем I, так как она боялась вызвать его неудовольствие. Ей так хотелось иметь детей при себе, дома, следить за их успехами и здоровьем, видеть их каждый день! Но главное, она считала необходимым дать детям солидное общее образование. Саша Пушкин поступил во 2-ю Петербургскую гимназию (здание сохранилось, ныне это школа № 232 на улице Плеханова), а год спустя за ним последовал и брат. По-видимому, оба мальчика окончили гимназию, но в силу денежных обстоятельств им не удалось поступить в университет. Плетнев говорит, что у Натальи Николаевны мало денег даже на гимназический курс. Как трудно ей приходилось, свидетельствуют ее письма к Д. Н. Гончарову.
«19 мая 1843 года, Петербург
...Я не смогла ответить на твое письмо так быстро, как мне хотелось бы, по многим причинам, но главная — не было времени. Вскоре все уезжают из города, и я, признаюсь тебе, в восторге от этого. Меньше обязательных выездов, а следственно, и меньше расходов. Местры будут жить в Царском Селе, Строгановы - на Островах. Друзья разъезжаются. А мы прочно обосновываемся здесь и никуда не двинемся. Дети продолжают усердно и регулярно заниматься.
