Джордан Белфорт - Волк с Уолл-стрит
Компания даже сейчас почти дышала на ладан — еще один классический пример того, как бизнес может роскошно выглядеть на бумаге, но не в реальном мире. Уолл-стрит была просто забита подобными фирмами. К сожалению, человек, занимающийся тем, чем занимался я — венчурными предприятиями с небольшой капитализацией, — был просто обречен всегда сталкиваться с ними.
Несмотря на это, медленное угасание «Джудикейт» стало личной головной болью Виктора, хотя он в этом и не был виноват. В этой компании был некий фундаментальный изъян, и никто не смог бы добиться здесь успеха. Ну, или, по крайней мере, мало кто. Но Виктор был китайцем, и, как и большинство его собратьев, если бы ему пришлось выбирать между потерей лица и необходимостью отрезать и съесть собственные яйца, он бы с радостью схватил бритву и полоснул себя по мошонке. В данном случае, впрочем, такой выбор перед ним не стоял. Виктор так или иначе потерял лицо, и поэтому надо было что-то с этим делать. К тому же Дуболом вечно заступался за Виктора, так что для меня эта проблема превратилась в настоящую занозу в заднице.
Словом, я совсем не удивился, когда Дуболом произнес:
— Мы не могли бы сесть сегодня вечером с Виктором и попробовать все уладить?
Я изобразил непонимание и спросил в ответ:
— Что уладить, Кенни?
— Да брось ты, — отмахнулся Дуболом. — Нам нужно поговорить с Виктором о том, как ему открыть собственную фирму. Ему нужно твое благословение, он меня просто достал уже с этим!
— Он хочет моего благословения? Или моих денег? Чего именно?
— И того и другого, — быстро сказал Дуболом и, немного подумав, уточнил: — Он крайне нуждается и в том и в другом.
— Угу, — ответил я, показывая, что на меня это уточнение совершенно не произвело впечатления. — А если он ни того, ни другого не получит?
Дуболом издал глубокий дуболомный вздох.
— Ну что ты так настроен против Виктора? Он уже тысячу раз доказал свою преданность тебе. И он может снова поклясться в преданности — прямо сейчас — при трех свидетелях. Говорю тебе, Виктор — самый умный мужик, какого я знаю (кроме тебя, разумеется). Мы на нем состояние заработаем. Клянусь! Он уже нашел брокерскую контору, которую можно купить за гроши. Она называется «Дьюк Секьюритиз». Мне кажется, можно было бы дать ему денег. Ему и нужно-то всего пол-лимона, делов-то!
Я отрицательно покачал головой.
— Кенни, прибереги свои просьбы на тот случай, когда тебе действительно что-то будет нужно. В любом случае сейчас совсем не тот момент, чтобы обсуждать будущее «Дьюк Секьюритиз». Мне кажется, у нас есть сейчас кое-что более важное, как считаешь?
Я махнул в сторону биржевого зала, где стайка ассистенток устраивала нечто вроде импровизированной парикмахерской.
Кенни наклонил голову набок, бросил рассеянный взгляд в сторону парикмахерской, но ничего не сказал.
Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Послушай, кое-что в Викторе меня беспокоит. И для тебя это не новость — если, конечно, за последние пять лет ты хоть что-то понял в жизни. — Я не выдержал и усмехнулся: — Или, Кенни, ты действительно не понимаешь? Все эти его вечные замыслы и планы когда-нибудь в гроб его загонят. А вся эта его хрень с сохранением лица — да у меня нет ни времени, ни желания разбираться с этим, черт меня побери! И вообще, пойми ты уже наконец: Виктор — никогда — не — будет — верен. Никогда! Ни тебе, ни мне, ни самому себе. Да он отрежет свой китайский нос, чтобы сделать хуже своей собственной китайской морде — только ради того, чтобы победить в какой-то выдуманной войне, в которой он воюет только против самого себя. Понял?
Я усмехнулся — как можно более цинично. Затем сделал паузу и сказал более мягким тоном:
— Послушай, пожалуйста, ты знаешь, как я тебя люблю, Кенни. И ты знаешь, как я тебя уважаю.
Произнося все это, я с трудом подавлял желание захохотать.
— И только поэтому я поговорю с Виктором и постараюсь его успокоить. Но я делаю это не ради Виктора-блин-Вонга, который мне совершенно безразличен. Я это делаю ради Кенни Грина, которого я люблю. И, кстати, Виктор не может просто так вот взять и уйти из «Джудикейт». Сейчас, во всяком случае, не может. Я рассчитываю на твою помощь — он должен остаться до тех пор, пока я не сделаю все, что я задумал сделать.
Дуболом радостно кивнул.
— Нет проблем, — с облегчением сказал он. — Виктор прислушается ко мне. Если бы ты только знал, как он со мной…
Тут Дуболом начал изрыгать свою обычную дуболомовскую чушь, и я сразу же отключился. Вообще-то достаточно было посмотреть ему в глаза, чтобы понять, что он не уяснил ничего из того, что я ему сказал. Ведь по сути дела я пострадаю сильнее, чем Виктор, если «Джудикейт» обанкротится. Я был там крупнейшим акционером, и у меня было больше трех миллионов акций, а Виктору принадлежали только опционы на покупку, которые при нынешней цене акции в два доллара вообще ничего не стоили. А вот мне, как акционеру, принадлежало бумаг на шесть миллионов баксов. Но так или иначе, дела компании шли так плохо, что ее акции, по сути дела, нельзя было продать, разве что снизив цену до каких-то совсем уж грошей.
Если, конечно, за вами не стояла армия стрэттонских брокеров.
Однако в разработанной мной стратегии отхода была только одна заминка — дело в том, что мои акции пока что нельзя было выставить на продажу. Я купил их непосредственно у «Джудикейт» в соответствии с правилом 144 Комиссии по ценным бумагам и биржам, а значит, законно продать их можно было только спустя два года после покупки. До истечения двухлетнего срока оставался всего один месяц, так что мне нужно было, чтобы Виктор продержал компанию на плаву еще совсем недолго. Но эта вроде бы простая задача на поверку оказалась куда сложнее, чем я предполагал. Компания истекала деньгами — словно больной гемофилией, напоровшийся на розовый куст.
Теперь, когда опционы Виктора уже ничего не стоили, единственным его вознаграждением была зарплата в 100 тысяч долларов в год — ничтожная сумма по сравнению с бабками, которые зарабатывали на верхних этажах его ровесники. И при этом Виктор, в отличие от Дуболома, совсем не был дураком: он прекрасно понимал, что я использую мощь биржевого зала и продам акции, как только смогу это сделать. Он также прекрасно понимал, что, продав акции, я могу тут же забыть о его существовании — и он останется просто председателем правления никому не нужного акционерного общества.
Он сигнализировал мне о своей тревоге через Дуболома, которого привык использовать как свою марионетку еще со времен средней школы. А я уже много раз объяснял Виктору, что не собираюсь отворачиваться от него, что я в любом случае все ему возмещу — даже если для этого мне придется сделать его своим подставным.
