Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя
В октябре 1927 г. пленум ЦК вывел Зиновьева и Троцкого из состава ЦК. Это было отвратительное мероприятие. Когда Троцкий попытался выступить с запросом, в него бросили книгу и стакан, а затем силой стащили с трибуны. Зал сотрясали неприличные выкрики. В день 10-й годовщины Октябрьской революции, 7 ноября, оппозиционеры попытались организовать свои митинги и демонстрации, но были разогнаны. Это послужило поводом для новых расправ. В декабре 1927 г. на XV съезде партии разгром оппозиции был санкционирован формально. Многих оппозиционеров отправили в ссылку. Значительная их часть объявила о капитуляции. Наиболее непримиримыми оставались Троцкий и его ближайшие соратники. Троцкого выслали в Казахстан, а некоторое время спустя вообще изгнали за пределы СССР. Абсолютное большинство оппозиционеров, как непримиримых, так и капитулировавших, были физически уничтожены во второй половине 1930-х годов. Троцкого в 1940 г. в Мексике убил агент советских спецслужб по приказу Сталина.
Несмотря на относительную мягкость репрессий конца 1920-х годов, они ознаменовали важнейший переломный этап в развитии партии и произвели тяжелое впечатление на старую партийную гвардию. Российская революция начинала пожирать своих собственных детей, как это уже было в истории французской революции, хорошо известной большевикам. Очевидные аналогии вызывали уныние и беспокойство. 1 января 1928 г., вскоре после того, как оппозиционеры подверглись окончательному разгрому, один из старых большевиков В. В. Осинский[235] обратился к Сталину с частным письмом, отражавшим эти тревожные настроения и чувство свершившейся несправедливости[236]:
Уважаемый товарищ Сталин,
вчера я узнал, что В. М. Смирнов[237] высылается на три года куда-то на Урал (видимо, в Чердынский уезд), а сегодня, встретив на улице Сапронова[238], услыхал, что он отправляется в Архангельскую губернию, на такой же срок. При этом выезжать им надо уже во вторник, а Смирнов только что вырвал себе половину зубов, чтобы заменить их искусственными, и вынужден теперь ехать беззубым на Уральский Север.
В свое время Ленин выпроводил Мартова[239] за границу со всеми удобствами, а перед тем заботился о том, есть ли у него шуба и галоши. Все это потому, что Мартов когда-то был революционером. Высылаемые теперь бывшие наши товарищи по партии – люди, политически глубоко ошибающиеся, но они не перестали быть революционерами – этого отрицать нельзя […] Спрашивается поэтому, нужно ли загонять их на Север и фактически вести линию на их духовное и физическое уничтожение? По-моему, нет. И мне непонятно, почему нельзя 1) отправить их за границу, как Ленин поступил с Мартовым или 2) поселить внутри страны, в местах с теплым климатом […]
Высылки такого рода создают только лишнее озлобление […] Они усиливают шушуканья о сходстве нынешнего нашего режима и старой полицейщины […].
Сталин ответил через день, 3 января, быстро, но грубо:
Тов. Осинский!
Если подумаете, то поймете, должно быть, что Вы не имеете никакого основания, ни морального, ни какого-то ни было, хулить партию или брать на себя роль супера между партией и оппозицией. Письмо Ваше возвращаю Вам, как оскорбительное для партии. Что касается заботы о Смирнове и др. оппозиционерах, то Вы не имеете оснований сомневаться в том, что партия сделает в этом отношении все возможное и необходимое.
Было ли обещание сделать для оппозиционеров «все необходимое» своеобразной сталинской шуткой, обещанием последовавшего вскоре морального, а затем и физического уничтожения противников? Факты не дают нам оснований считать, что уже в 1928 г. Сталин спланировал чистки и террор 1930-х. Однако из ответа Осинскому можно заключить, что Сталин разозлился. Несомненно, ему надоели разговоры об оппозиции, утомила напряженная многолетняя борьба, в которой требовалось выверять каждый шаг, осторожничать, бить наверняка, скрывать свои намерения и маскировать действия. Переписка с Осинским относилась ко времени, когда Сталин, судя по многим фактам, сделал свой важнейший выбор: никаких оппозиций, никакого коллективного руководства. Возможно, Сталин нервничал и поэтому нагрубил Осинскому. Возможно, Сталин был спокоен и уверен в себе и поэтому указал Осинскому на его место, на неуместность разговоров «по душам».
Выбор
Союз с Рыковым, Бухариным и некоторыми другими членами Политбюро у Сталина сложился волей обстоятельств. Он объединился с ними сначала против Троцкого, а затем – против Зиновьева. Это была борьба за власть и влияние. Ее важной причиной можно назвать личные амбиции наследников Ленина, их неуживчивые характеры и политические амбиции, их революционную привычку бороться ради борьбы и искать врагов. Такое утверждение не отрицает, конечно, наличия у сцепившихся в схватке большевистских вождей различных политических представлений и пристрастий.
На начальном этапе борьбы за власть большинство Политбюро, в которое входил также Сталин, придерживалось так называемого «правого» курса. Это было логичное продолжение поворота 1921–1922 гг., известного как новая экономическая политика. Осознав невозможность непосредственного введения социализма без денег и рынка, большевистские вожди во главе с Лениным предприняли отступление. Оставив в руках государства политическую власть и крупную промышленность, они дали относительную свободу мелкому предпринимателю и хозяину, прежде всего крестьянину. Рынок и деньги были реабилитированы. Однако как и в каких направлениях двигаться далее, никто не знал. Ясны были только общие принципы – смешанная экономика, использование рыночных механизмов, сильное государство, монополия политической власти. О сроках также не спорили. Ленинское видение нэпа как долговременной политики разделялось до конца 1920-х годов всеми советскими вождями.
Остра я внутрипартийная борьба, конечно, не могла обойти проблемы нэпа. Сначала Троцкий, а затем присоединившиеся к нему Зиновьев и Каменев критиковали тактику нэпа, выработанную большинством Политбюро. Оппозиционеры считали уступки крестьянству и городской буржуазии избыточными, призывали активней развивать крупную индустрию. Об отказе от нэпа речь не шла. В общем, это была типичная программа левой оппозиции, боровшейся за власть. Она эксплуатировала трудности жизни, взывала к распространенным уравнительным настроениям и тоске по «героической эпохе», а главное – не отличалась конкретностью. Оказавшись у власти, «левые» вожди, вполне прагматичные по своей сути, скорее всего, плавно перемещались бы на «правые» пути, отказываясь под напором объективных потребностей развития экономики от своей демонстративной революционности. Предполагать такой сценарий позволяет предшествующий политический опыт «левых». Разве не ультрареволюционный Троцкий в годы гражданской войны строил Красную армию на основе старого офицерского корпуса? Разве не все большевистские вожди без оговорок поддержали нэп? Один из лидеров «левой» оппозиции Каменев всегда тяготел к «умеренности» и проводил вполне «правую» политику, пока входил в состав правительства. Примкнувший к оппозиционерам Г. Я. Сокольников[240] был блестящим наркомом финансов, под руководством которого страна получила устойчивую валюту. В общем, причиной противостояния становились вовсе не принципиальные программные разногласия, а личные мотивы: амбиции, властолюбие, старые дружеские связи, обиды.
