Грехи и святость. Как любили монахи и священники - Фолиянц Каринэ
Ее стремление к идеалу было довольно последовательным: вначале Софья сумела заслужить доверие отца, а затем царствующего брата Федора Алексеевича и приближенных к нему людей. В 1682 году, после смерти Федора Алексеевича, не оставившего детей, царевна при поддержке стрельцов и семейства Милославских организовала заговор. Начались волнения стрельцов и солдат.
«Все пряталось и трепетало за собственную безопасность, – писал историк Сергей Михайлович Соловьев. – Правительством должны были овладеть люди, которые не прятались и не трепетали, а действовали – Софья со своими сестрами и приверженцами. Царевны управляли Россиею! Софья выдвинулась сама собою на первый план, и никто ей не мешал: это было единственное лицо из царского дома, которое хотело управлять, и всё волею-неволею обращалось к ней…» В результате неискушенная в политических интригах мачеха Софьи Наталья Нарышкина (мать царевича Петра) была от власти отстранена, самодержцами были «выкрикнуты» малолетние царевичи Иван и Петр, а регентшей при них стала их сестра Софья.
Семь лет царевна Софья Алексеевна фактически правила страной, правда, было при ней «правительство», в которое входили умные и властные вельможи, такие, как Федор Леонтьевич Шакловитый и Василий Васильевич Голицын.
«И тогда же она, царевна Софья Алексеевна, – писал современник Софьи, князь Борис Иванович Куракин, – по своей особой инклинации (склонности) к амуру Василия Васильевича Голицына назначила дворцовым воеводою войски командовать и учинила его первым министром и судьею Посольского приказу; которой вошел в ту милость через амурные интриги. И почал быть фаворитом и первым министром, и был своею персоною изрядный, и ума великого, и любим ото всех». Он поражал приезжавших в Москву иноземцев необычайной роскошью своей одежды, усыпанной алмазами и жемчугом. Говорили, что у него не менее ста шуб и кафтанов, на которых каждая пуговица стоила от 300 до 700 рублей, а если бы он продал один свой кафтан, то на эти деньги мог бы одеть и вооружить целый полк.
Голицын осуществил в 1686 году задуманное Софьей заключение «Вечного мира» с Польшей, что позволило царевне именоваться в официальных документах наряду с именами царей Иоанна и Петра. В 1689 году по инициативе правительства Софьи был заключен также Нерчинский договор с Китаем, позволивший России расширить владения по берегам Амура. Софья участвовала во всех дворцовых и церковных церемониалах наравне с царями Иваном и Петром. Она приказала чеканить золотые монеты со своим портретом, надевала царские регалии и давала официальные аудиенции иноземным послам в Золотой палате Московского Кремля.
Но откуда в жизни царевны, которая проводила жизнь на женской половине царского терема, появился боярин Голицын? Болезнь брата Федора Алексеевича помогла Софье начать иную жизнь. День и ночь дежуря у постели больного, она «высмотрела» князя Василия.
Французский эмиссар Невиль писал о Голицыне: «Разговаривая со мною по-латыни о делах европейских и о революции в Англии, министр потчевал меня всякими сортами крепких напитков и вин, в то же время говоря мне с величайшей ласковостью, что я могу и не пить их. Этот князь Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии, которую он хотел поднять до уровня других держав. Он любит беседовать с иностранцами, не заставляя их пить, да и сам не пьет водки, а находит удовольствие только в беседе. Не уважая знатных людей по причине их невежества, он чтит только достоинства и осыпает милостями тех, кого считает заслуживающими их».
Хорошего фаворита «высмотрела» себе царевна! Василий Васильевич был умен, образован, прекрасно воспитан, да к тому же хорош собою.
Но вот любил ли Голицын Софью? Василию Васильевичу было тогда уже тридцать восемь лет, он был давно женат и имел взрослых детей, скорее всего, и наложницы у него были, да не одна… Но Голицын прекрасно понимал, какие выгоды сулит ему любовь царской дочки, пусть и некрасивой. И всячески поддерживал в Софье ее честолюбивые устремления, он уверял царевну, что вдвоем им ничего не страшно: с его опытом да с ее властью!
«Что принадлежит до женитьбы с князем Василием Голицыным, – писал князь Куракин, – то понимали все для того, что оной князь Голицын был ее весьма галант (любовник); и все то государство ведало и потому чаяло, что прямое супружество будет учинено. По вступлению в правление царевна Софья для своих плезиров (удовольствий) завела певчих из черкас (украинцев), также и сестры ее по комнатам, как царевны: Екатерина, Марфа и другие, между певчими избирали себе галантов и оных набогащали, которые явно от всех признаны были».
Продолжая политику Алексея Михайловича и патриарха Никона, Софья, ее правительство и Православная Церковь рьяно преследовали раскольников, которые не желали принимать церковных реформ и не подчинялись официальным духовным властям, но и раскольники не оставались в долгу: они обличали все, с чем не были согласны. Взялись они и за обитательниц кремлевского терема. Так, староверы говорили: «Царевна Софья была блудница и жила блудно с боярами, да и другая царевна, сестра ее. И бояре ходили к ним, и робят те царевны носили и душили, и иных на дому кормили». Правда, к подобным сообщениям вряд ли можно относиться с доверием: слухи, как мы уже знаем, разные бывают. А вот сообщение Куракина о певчих более правдоподобно, поскольку достоверно известно, что Василий Голицын устраивал у себя в доме званые куртаги. На них играл орган, а певчие пели по новым, линейным нотам. Таким образом, общение Софьи и ее молодых сестер с певчими вне Кремля действительно было.
Как им и мечталось, Софья с Голицыным правили вместе, опираясь на полки стрельцов. Оставалось только покончить с ненавистными Нарышкиными, родственниками вдовы Алексея Михайловича Натальи Кирилловны. Сторонники Софьи изрубили на части брата Натальи Кирилловны, Ивана Нарышкина, убили и друзей Нарышкиных – князей Долгоруких, отца и сына, и на время усмирили и устрашили возможных заговорщиков.
В начале 1687 года Боярская дума приговорила: «Быть князю Василию большим воеводой». Летом Голицын встал во главе стотысячной армии и двинулся в поход – на Крым. Однако засуха, жара, отравленные колодцы и бескормица не позволили Голицыну дойти до Крыма, и он предпочел возвратиться с половины пути. Семнадцатого марта 1689 года он двинулся во второй поход на Крым. В Москве с нетерпением ждали известий из армии. И не только о делах ратных: в переметных сумах гонцов вместе с официальными реляциями доставлялись и личные письма Софьи и Голицына.
В первом из них Софья писала: «Свет мой, братец Васенька, здравствуй, батюшка мой, на многие лета… А мне, свет мой, веры не имеется, что ты к нам возвратишься. Тогда веру заимею, как увижу в объятиях своих тебя, света моего. Всегда того прошу, чтобы света моего в радости видеть. По сем здравствуй, свет мой, во Христе на веки несчетные…»
А вот что царевна писала во втором письме: «…Велик бы мне день тот был, когда ты, душа моя, ко мне будешь. Если бы мне возможно было, я бы единым днем тебя поставила перед собою. Письма твои вручены Богу, к нам все дошли в целости из-под Перекопу, из Каирки и с Московки. Я брела пеша из Воздвиженского, только подхожу к монастырю Сергия Чудотворца, к самым Святым воротам, а от вас отписки о боях: я не помню как взошла, читала идучи; не ведаю, чем его света благодарить за такую милость Его и матерь Его, Пресвятую Богородицу, и преподобного Сергия Чудотворца, Милостивого… Бог, свет мой, ведает, как желаю тебя, душа моя, видеть…»
Словно одурманенная любовью, царевна не желала замечать просчетов «милого Васеньки», оказавшегося никудышным полководцем. Оба похода под его командованием обернулись поражениями. Разгромленные стрельцы оказались без пищи и воды в выжженной степи и едва унесли ноги от неприятеля. Но Софья в своих письмах упорно называет Василия Васильевича «свет мой» да «душа моя».
А ведь любовь эта была не такой уж и великой. Все тот же князь Куракин писал: «Надобно ж и о том упомянуть, что в отбытие князя Василия Голицына с полками на Крым Федор Щегловитой (Шакловитый) весьма в амуре при царевне Софии профитовал и уже в тех плезирах ночных был в большей конфиденции при ней, нежели князь Голицын, хотя не так явно. И предусматривали все, что ежели бы правление царевны Софии еще продолжалося, конечно бы, князю Голицыну было от нее падение или бы содержан был для фигуры за первого правителя, но в самой силе и делах был бы упомянутый Щегловитой».
