Субъективный взгляд. Немецкая тетрадь. Испанская тетрадь. Английская тетрадь - Познер Владимир Владимирович

Советская средняя школа была очень сильна в первом. А вот во втором… Учили не думать, а что думать, то есть оценку исторического события или литературного произведения предлагали заранее готовой. Сочинение на тему «Евгения Онегина» следовало писать, исходя из предлагаемого учебником посыла: «Евгений Онегин как представитель российского дворянства первой четверти XIX века». А я предложил бы: «Моё представление о Евгении Онегине». В первом случае всем ученикам предлагается писать по кальке, от которой нельзя отходить. Во втором – каждый может дать свою индивидуальную оценку.

В итоге вопрос заключается в том, какое мы хотим видеть общество: либо мыслящее по единому шаблону, либо состоящее из самостоятельно мыслящих личностей.

«Есть большой разрыв между элитой и всеми остальными. Теперь это банкиры, поп-певцы, очень богатые люди».

Кажется, совсем недавно возникла такая премудрость: «Если ты такой умный, почему ты такой бедный?» Деньги стали мерилом успеха. В английском языке довольно давно существует идиома “money talks” [43]. Относительно недавно она была осовременена одним моим знакомым, выдающимся американским кардиохирургом, которой сказал “Money doesn’t talk, money screams” [44], деньги заглушают всё прочее, становятся главной целью, достижению которой человек отдаёт себя целиком. В результате происходит смещение ценностей. Поп-певец или футболист, зарабатывающие десятки миллионов долларов в год, ценнее, «элитней» хирурга, каждый день спасающего жизни, но зарабатывающего несравненно меньше.

«Монарх – это тот элемент государства, вокруг которого могут объединиться все другие элементы. У нас в стране есть что-то такое, что не занимается политикой и не замешано в той грязи, которая эту политику сопровождает».

Ещё один английский довод в пользу монархии. Когда же я заметил, что монархии есть в других странах Европы – например, в Дании, Норвегии, Швеции и Испании, но английская монархия известнее всех, он заметил:

«Это из-за абсурдных выездов в золочёных каретах и дурацкой формы королевской гвардии – высоченных меховых шапок и красных униформ».

«Нельзя доверять людям при власти, потому что они злоупотребляют этой властью».

Вот уж не в бровь, а в глаз!

Меня давно занимает вопрос власти. Вернее, стремление людей к власти. Это, конечно же, люди особого рода. Грубо говоря, можно разделить их на две группы.

Первая – это люди, для которых власть притягательна, как деньги для бизнесмена. Они от власти получают удовольствие, которое можно сравнить только с сексуальным. Она, власть, является для них целью жизни, отдельной и ни с чем не сравнимой. Они властолюбцы. И, получив власть, они ни за что не расстаются с ней.

Вторые – люди с мессианским комплексом. Они знают, как вам надо жить. И, получив власть, они сделают всё, чтобы вы жили именно так, как им представляется правильным. И если вы будете сопротивляться, они не остановятся ни перед чем, чтобы добиться своего. В крайнем случае могут и убить вас: лучше вам вовсе не жить, чем жить не по их представлениям.

Помню, у меня как-то случились дебаты с Алексеем Навальным на «Дожде». Когда я сказал, что он – представитель именно этой, второй группы и что мне совершенно не улыбается жить так, как он считает нужным, он довольно остроумно ответил: «Ну почему же, вам понравится».

Вообще, власть омерзительна. Я хорошо понимаю сторонников анархизма. К сожалению, мы не достигли того уровня самоуправления, при котором можем обходиться без власти (и, думаю, вряд ли достигнем). Но стремление человека как-то ограничить власть старо как мир. Самый яркий пример этого стремления – то, как отцы-основатели Соединенных Штатов Америки, освободившись от английской короны, построили государство на фундаменте сдержек и противовесов.

Исполнительная власть во главе с Президентом не может принимать решения без одобрения Конгресса, который является властью законодательной. Конгресс не может принимать законы, если Верховный суд сочтёт их не соответствующими Конституции. Членов Верховного суда предлагает президент, но утверждает их Сенат, причём утверждает пожизненно – никто не может их снимать с должности. Кроме того, Президент назначает всех членов правительства, но опять-таки, только с одобрения Сената. Получается, что каждая ветвь власти контролируется другой ветвью. Неограниченной власти не существует. Эта система была придумана в последней четверти XVIII века, когда в мире царили императоры и прочие монархи, и постепенно она стала образцом для подражания демократического мира.

Правда, в это дело своё привнесли французы (они всегда вносят своё): «четвертую власть», прессу. Её задача – контролировать власть, не какую-либо её ветвь, а всю. Пресса должна играть роль сторожевого пса, который громко лает, как только обнаруживает злоупотребление властью. Уточняю: «лай» – это обнародование информации как для самой власти, так и, что особенно важно, для общества.

Надо сказать, что и в этом случае отцы-основатели учли важность «четвертой власти», приняв «Билль о правах», первые десять поправок к Конституции, первая из которых запрещает власти каким-либо образом ограничивать свободу печати.

С моей точки зрения, главный показатель отсутствия демократии в любой стране – отсутствие свободной прессы. Примером может служить Советский Союз, в котором СМИ полностью контролировались властью. «Солдаты идеологического фронта» – так в СССР называли журналистов. Солдат, как известно, получает приказ. Если он его плохо исполняет, его наказывают, если хорошо – он получает медаль, повышение в звании, может дослужиться до генерала, но всё равно он солдат. Отсутствие свободной прессы – одна из основных черт тоталитарного общества (см. Китай, Северную Корею).

Мы живём в авторитарном обществе, в котором значительная часть СМИ контролируется прямо или опосредованно властью, но есть и независимая печать, хотя по охвату она ограничена.

Наконец, следует признать, что в странах демократических количество независимых газет и журналов, радиостанций и телевизионных каналов неуклонно уменьшается: их поглощают крупные корпорации, не имеющие никакого отношения к журналистике и рассматривающие СМИ как инструмент влияния и источник прибыли.

«Британцы считают себя жителями страны, у которой должны быть авианосцы и подводные лодки, хотя вся эта техника не нужна, но, строя её, мы обращаемся к чувствам людей».

И не только британцы.

«Англичанам нравится воевать… мы иногда проигрываем сражения, но всегда побеждаем в войнах».

Мы тоже… ну, почти всегда.

«При Гастингсе нормандцы победили саксов [45]. В Нормандии есть кладбище англичан, погибших при высадке союзнических войск в 1944 году. Там есть надпись на латыни: «Мы, завоёванные Вильямом, вернулись, чтобы освободить родину Завоевателя 900 лет спустя».

Ничего себе историческая память. Это очень по-английски.

«Погибших в Битве за Москву было больше, чем потеряло Объединённое Королевство за всю Первую мировую войну. Мы не выиграли бы Вторую мировую войну без русских. Девять из десяти немцев были убиты на Восточном фронте. Англичане ничего об этом не знают».

Признание, встречаемое чрезвычайно редко не только в Англии, но и в Европе, и в Америке.

«Мы предоставляем убежище тем, кого, как мы полагаем, преследуют… Лондонский магистрат, чтобы выслать человека, должен быть уверен в том, что его ждёт справедливый суд».

Это в ответ на вопрос, почему Великобритания не высылает обратно в Россию людей, против которых в РФ возбуждено уголовное дело.