Сергей Павлович Королев - Ребров Михаил Федорович
Королев не любил Мрыкина, относился к нему с брезгливой неприязнью, но прямых «схваток» избегал. Мрыкин тоже не испытывал нежных чувств к главному конструктору из НИИ-88 и в открытый конфликт тоже не вступал, но не упускал случая «показать себя», когда на совещаниях у Устинова или Рябикова обсуждались дела ракетные.
Присутствие Мрыкина насторожило Королева: «Почему он, а не Смирницкий? Что этот может толкового сказать? Начнет плести свои интриги…»
Совещание прошло спокойно. Королев докладывал убедительно, логично выстраивал всю цепочку выгод, которые сулил проект Тихонравова, высказывал свою поддержку и перечень необходимых уточнений и доработок проекта. Его слушали с большим вниманием, и только Мрыкин о чем-то перешептывался с соседями. На вопросы, которые были заданы, Королев отвечал уверенно и тут же демонстрировал конкретные цифры, которые производили впечатление на собравшихся.
Королеву важно было добиться хоть какого-то решения, проект у него был заготовлен, на нем стояло несколько виз, и он очень надеялся, что Рябиков его поддержит. Но тут «возник» Мрыкин.
— Сергей Павлович, все это очень интересно. Более того — убедительно, и расчеты Михаила Клавдиевича Тихонравова мне знакомы. На чем вы собираетесь запускать спутник? Ракета, которую вы обещаете сделать, существует лишь на бумаге. Я не могу понять торопливость вокруг столь серьезного дела. Не отвлечет ли это нас от главного?
— Ракета будет. В те сроки, которые определены постановлением правительства, — парировал Королев.
— Я не сомневаюсь, что постановление будет выполнено, — продолжал цепляться Мрыкин. — Когда начнутся испытания, можно будет вернуться к спутнику.
— Тогда будет поздно, — резко возразил Королев. — Поздно. Не мы одни собираемся это сделать…
— Дорогой Сергей Павлович, — не унимался Мрыкин, — но ведь нет еще ракеты, нет, и все мы еще будем много говорить о ней, думать, страдать, если хотите…
— Страдать, Александр Григорьевич, будем мы. Подчеркиваю: мы, а не вы! — Темные зрачки Королева уже сверлили оппонента. — Чтобы успешно справиться с проблемами сегодняшнего и завтрашнего дня, нужно освободиться от воспоминаний о вчерашних, уже неактуальных проблемах.
— Изделие еще не родилось, а вы уже считаете его неактуальным, — хмыкнул Мрыкин.
Королев сделал вид, что пропустил мимо ушей насмешку генерала. Обращаясь ко всем, он вспомнил свою работу в авиации:
— Прежде чем самолет отправится в свой первый полет, даже если это не сверхсамолет, а обычный, множество полетов и посадок должна совершить его уменьшенная модель. Она, как зерно будущего колоса, несет в себе создателям будущих машин своего рода «хлеб». Вместе с тем работа над ней воспитывает инженерное и конструкторское мастерство, умение из сотен вариантов выбрать единственно верный. Это долгий процесс. Спутник — новая для нас работа, она потребует много времени.
Королев обвел собравшихся взглядом и высказал свой козырный аргумент, который припас для такого случая:
— С атомной бомбой мы стали вторыми, не будем отдавать первенство со спутником. История не простит нам такое…
Рябиков поспешил занять сторону Королева и не дать разгореться дискуссии, которая могла бы поставить его в тупик:
— Мнения совпадают. Сергей Павлович информирует нас, предлагает обсудить ряд технических решений и выбрать оптимальное. Я подробно доложу наш сегодняшний разговор…
Кому — Рябиков не сказал. Конечно же, в первую очередь Устинову. Но суть не в этом. Королев понял, что до окончательной победы еще далеко. И в этом он не ошибся.
До главного события оставалось меньше года. Вот еще один документ, подписанный С. П. Королевым и адресованный в ЦК КПСС:
«В сентябре 1956 года США сделали попытку запустить на базе Патрик, штат Флорида, трехступенчатую ракету и на ней спутник, сохраняя это в секрете. Американцам не удалось запустить спутник, и третья ступень их ракеты, по-видимому с шаровидным контейнером, пролетела около 3000 миль, или примерно 4800 км, о чем они объявили после этого в печати как о выдающемся национальном рекорде и подчеркнули при этом, что американские ракеты летают дальше и выше всех ракет в мире, в том числе и советских ракет. По отдельным сведениям, имеющимся в печати, США готовятся в ближайшие месяцы к новым попыткам запуска искусственного спутника Земли, желая, очевидно, любой ценой добиться приоритета…
Докладывая о современном состоянии вопроса о возможности запуска в ближайшее время искусственного спутника Земли в СССР и в США, просим одобрить следующие предложения:
1. Промышленным министерствам по сложившейся кооперации с участием Академии наук СССР подготовить две ракеты в варианте искусственного спутника Земли к запуску в апреле — июне 1957 г.
2. Организовать авторитетную координационную межведомственную комиссию для руководства всеми работами…»
Пройдет немало времени, прежде чем появится секретное постановление Совета министров № 149-88 СС, в котором будет говориться о тяжелом спутнике массой 1000–1400 килограммов, о его научном оснащении, которое составит 200–300 килограммов. В документах с таким же грифом появится название «Объект-Д». Будут определены и сроки готовности: лето 1957 года.
В январе 1957-го Королев направит очередную записку в правительство:
«…Полученные к настоящему моменту результаты лабораторных и стендовых испытаний позволяют надеяться, что при напряженной работе в марте 1957 года начнутся пуски ракет… Две ракеты, приспособленные в этом варианте (для запуска спутников. — М. Р.), могут быть подготовлены в апреле — июне 1957 года и запущены сразу же после первых удачных пусков межконтинентальной ракеты».
Годы ушли на «убеждения». Это, конечно, не значит, что все это время он был занят только спутником. Но все эти годы он жил им. И тогда, когда занимался эскизным проектом экспериментальной крылатой ракеты «ЭКР», испытаниями боевой баллистической Р-5, руководил разработкой высотных «академических» ракет В-1Д и В-1Е, составлял технический отчет по испытаниям морских ракет для подводных лодок, готовил к испытаниям «семерку»… Все, казалось бы, отстоящее от спутника, на самом деле было органично связано с ним.
В кругу соратников Королев был откровенен, порой пускался в философские размышления:
— Мы должны повернуться лицом к реальности, отвоевать реализм здравого смысла. Только так мы научимся оценивать себя, свою ракету. И это уже происходит. Разве это не яркий знак времени, что сегодня все мы стали в большей или меньшей степени философами, экономистами, политиками — хозяйственниками?! И нельзя остановить этот процесс, вставлять в его колеса старые клинья и скомпрометировавшие себя принципы! Да, люди, вкусившие чувство полноправного, свободного участника научного и технического прогресса, не дадут остановить его, не позволят…
Не знаю, сколь безоглядно верил он в то, что все именно так и будет, но он хотел этого и не был пассивен. То был сложный для Королева период. Сказывалось напряжение — физическое и умственное, а «второе дыхание» еще не открылось. И ведь знал, что будет нелегко, и, делая выбор, не устрашился трудностей, но поди ж ты: стоило столкнуться с ними — и дрогнула воля. Но и тут он совладал с собой. И силой той же воли переломил ход событий.
Совещание Королев назначил на полпятого. Обычно «большие сборы» проходили в полдень, «оперативки» — по утрам. Это время не укладывалось в привычные нормы, а потому у многих рождало грусть: до конца рабочего дня не закончится, снова сидеть дотемна. Большие совещания главный проводил сам. На них обязательно присутствовали его заместители, руководство опытного завода, начальники отделов конструкторского бюро, начальники ведущих цехов, секретари партийного и комсомольского комитетов, председатель профкома. Обычно собиралось человек тридцать, а то и больше. Одни «высиживали» до конца, иных Королев освобождал от участия, если у него не было к ним вопросов.
— Нас подводят, и крепко, — начал он, глядя поверх очков. — Ошибка в том, что мы доверились тем, кто не очень-то понимает значение предстоящего… Ошибка была вынужденная и неизбежная, все мы просто не потянем.
