Александр Палинур - Кассандра
Клитемнестра надеется на преждевременную гибель своего сына, но вслух эту надежду не высказывает. Ей приходится хитрить со своей совестью, когда она убеждает Электру в своем праве на мщение за погубленную Агамемноном Ифигению.
Впрочем, смутить Электру трудно, да и сама Клитемнестра не убеждена в своей правоте. Поэтому она не может вынести взгляда дочери, поэтому, узнав о мнимой гибели Ореста, она, не смущаясь, с чувством большого облегчения признается в своем счастье. При этом еще и пытается обмануть себя и других рассуждениями о том, что мать ни при каких обстоятельствах не способна возненавидеть своего ребенка, но раз так повелела Немезида, то смерть Ореста вполне справедлива.
Клитемнестра
Нелегок труд родителей: и зло терпя,
Детей своих не в силах ненавидеть мы.
Талфибий
Коль так, пожалуй, наш приход напрасен был…
Клитемнестра
Нет, не напрасен! Да и как напрасным звать
Его ты можешь, — верным мне свидетелем
Представ о смерти сына, что от нас ушел,
Мою отринул грудь и ласку, чуждым стал
Мне беглецом — и более не виделся;
В отцеубийстве обвинял — и местью мне
Ужасною грозил, меня покинувший,
Так что ни днем, ни ночью — никогда уже
Приятный сон очей не осенял моих,
Но постоянно я о смерти думала…
Теперь же мы (избавившись от ужаса
Пред ним и перед нею — самой лютою
Бедою, в доме жившей и сосавшей кровь
Мою!) — теперь, угроз ее не слушая,
Жизнь нашу будем проводить в спокойствии!..
В минуту нападения мстителей, Ореста и Электры, первый крик Клитемнестры обращен к отсутствующему Эгисту. Этим она полностью выдает себя. Не чувство мести за гибель дочери руководило ею, а преступная страсть к трусливому, ничтожному любовнику. И только лишь потом, уже в страхе перед смертью, она просит пощады у Ореста, вспоминая о своем материнстве и взывая к его сыновним чувствам. Однако Электра находит в себе силы повелительно крикнуть брату о том, чтобы он повторил удар без колебаний.
Поистине потрясающей является последняя сцена в трагедии.
Эгист, узнавший о смерти Ореста, спешит во дворец. Он приказывает раскрыть все двери, чтобы микенцы смогли увидеть смерть последнего мужчины из рода Агамемнона.
Орест же, поймавший Эгиста в нехитрую ловушку, заставляет его собственной рукой снять покрывало с трупа, и, когда узурпатор, не узнавший пасынка, просит позвать Клитемнестру, ему многозначительно отвечают, что она уже тут.
Царь срывает покров, рассчитывая насладиться видом погибшего Ореста, но перед ним лежит мертвая Клитемнестра.
Через несколько минут к ней присоединяется и Эгист.
Софокл полностью находится на стороне Ореста и, следовательно, Аполлона, направившего сына Агамемнона на месть. Устами хора он славит поступок своего героя и не дает ему мучиться угрызениями совести.
Примерно в таком же ключе подан образ Ореста в творчестве Эсхила, но здесь после убийства матери юношу обступают и преследуют Эринии, богини-мстительницы. Орест вынужден прибегнуть к помощи Аполлона, и тот полностью берет его под свою опеку — отсылает в сопровождении Гермеса в Афины для очищения от греха, защищает его в тамошнем суде, спорит с Эриниями, дает указания судьям, чтобы голосование было правильным.
Впрочем, дальнейшая судьба Ореста должна интересовать нас куда меньше, ибо он уже исполнил предначертание судьбы, все, что предвидела великая пророчица Кассандра в последние минуты своей трагической жизни.
Эксод
РУССКОЕ НАСЛЕДСТВО
Знаю — увижу я Вечные грани,
Знаю — пойму я Предвечный закон.
Муку печальную прежних скитаний
Вспомню я грустно. И путь мой свершен.
В. ХодасевичХотя рассказ о жизни и деяниях вещей Кассандры, кажется, закончен, не закрыта сама тема. И потому читателю будет предложено еще несколько страниц, посвященных судьбам и предсказаниям ясновидцев и вещунов.
Люди, обладавшие даром ясновидения, жили не только в античности. Встречались они во все времена. Были они в древности. Есть и в наши дни.
Но какова участь этих людей? Счастливее ли они главной героини книги — вещей Кассандры? Или они столь же несчастны, как она. Неужели их пророчествам также не верят?
Ответ на этот последний вопрос неоднозначен.
Кому-то верили сразу и безоговорочно и даже пытались всеми силами изменить, в случае надобности, ход событий, опираясь на их предсказания. Но чаще происходило так, что слова пророков вспоминались лишь после того, как свершилось ими предсказанное. Собственно, именно так было и в случае с Кассандрой.
Тут нечему удивляться. Давным-давно сказано: «Нет пророка в отечестве своем».
Может быть, именно потому завершить эту книгу я хочу рассказом о духовных наследниках Кассандры, живших в России.
Разве это справедливо, что мы намного больше знаем о Нострадамусе и о Ванге, нежели о собственных пророках и ясновидцах?
Да, их предсказания не получили такого громкого общественного резонанса, как предсказания, сделанных пророками-иностранцами. Но почему? Не потому ли, что, если над вещей Кассандрой довлело заклятие Аполлона, над нашими пророками также довлело заклятие — заклятие всего хода нашей истории, заклятие косности нашего общества.
И начну я этот рассказ с одного из первых пророчеств в истории России, связанного с именем человека, которого наш народ так и прозвал Вещим.
Речь идет об Олеге, родственнике первого русского князя Рюрика и воспитателе его сына Игоря, хотя нужно сказать, что Олег — это вовсе не имя (так же как и Ольга), а титул, образованный от слова «Хельги».
В 885 году он пошел на Киев, завладел при помощи тактической уловки этим городом и расправился с его правителями Аскольдом и Диром, после чего перенес сюда из Новгорода княжеский стол и предсказал, что Киев «будет матерь городам русским».
Так оно и случилось. И хоть сейчас этот город находится в другой стране, Русь никогда не забудет свою первую столицу.
Будучи отважным воином, Олег (как бы его ни звали на самом деле) любил время от времени ходить походом на близлежащие страны и народы, а особенно на византийских греков.
Когда в 906 году он подошел к Царьграду, жители города вынесли, по обычаю того времени, хлеб и вино. Олег пить отказался — и не потому, что не употреблял разбавленных напитков, чем славились греки, а предвидя, что в этот раз вино разбавлено не родниковой водой, а сильнейшим ядом.