Тензин Гьяцо - Моя страна и мой народ. Воспоминания Его Святейшества Далай-ламы XIV
Визит в Бодх-Гаю стал для меня источником глубокого вдохновения. Любой верующий буддист всегда связывает Бодх-Гаю с тем, что в нашем религиозном и культурном наследии является наиболее возвышенным и почитаемым. С самого детства я думал и мечтал об этом визите и вот теперь я стоял на том священном месте, где святая душа, достигшая Махапаринирваны - высшей Нирваны, нашла путь к спасению для всех существ. Когда я стоял там, мое сердце переполнило чувство духовного воодушевления и оставило меня в задумчивости о том знании и воздействии божественной силы, которая есть в каждом из нас.
Когда я еще находился в паломничестве, по дороге в Сарнатх, ко мне прибыл посланник из китайского посольства в Дели. Он принес телеграмму от генерала Чжан Цзинь-у, китайского представителя в Лхасе, в которой говорилось, что ситуация дома обострилась. Шпионы и коллаборационисты планируют большое восстание, и я должен вернуться как можно скорее. И уже в Бодх-Гае один из моих китайских сопровождающих передал мне сообщение, что Чжоу Энь-лай возвращается в Дели и очень хочет меня увидеть. Поэтому уже через несколько дней я должен был вернуться в мир политики, враждебности и недоверия.
В Дели Чжоу Энь-лай тоже сообщил мне, что ситуация в Тибете ухудшилась и мне следует возвращаться. Он не оставил у меня никаких сомнений в том, что, если народное восстание действительно поднимут, он готов использовать силу, чтобы подавить его. Я помню, он говорил о том, как склонны мы, тибетцы, живущие в Индии, создавать проблемы. И что я должен принять решение, какому курсу мне следовать.
Я ответил ему, что еще не готов ответить, что собираюсь делать, и повторил все, что говорил ему ранее о наших бедах в условиях китайской оккупации. Я сказал, что мы были бы готовы забыть все обиды, которые были причинены нам в прошлом, но бесчеловечное обращение и репрессии должны быть прекращены.
Он ответил, что Мао Цзэ-дун сказал совершенно ясно, что реформы "будут вводиться в Тибете исключительно в соответствии с пожеланиями народа". Он говорил так, как будто до сих пор не понимал, почему тибетцы не приветствуют китайцев. Он сказал мне, что, как он слышал, меня пригласили посетить Калимпонг на севере Индии у границ Тибета, где есть большая тибетская община, некоторые из членов которой уже стали беженцами от китайского правления. Он сказал, что мне не следует туда ехать, если эти люди создадут беспорядки.
Я ответил ему лишь, что обдумаю это. На этом он закончил нашу беседу, предупредив меня, что некоторые индийские официальные лица очень хороши, но иные весьма своеобразны, поэтому я должен быть внимательным. Этот разговор остался незавершённым, и я ушел, чувствуя беспокойство и неудовлетворенность.
На следующее утро пришел еще один старший член китайского правительства, маршал Хо Лунг, чтобы повторить совет Чжоу Энь-лая, что я должен сейчас же возвращаться в Лхасу. Я помню, как он процитировал китайскую пословицу: "Снежный барс выглядит благородно, когда находится в своих горах, но, когда он спускается в долину, с ним обращаются, как с собакой".
Я не был расположен к дальнейшим спорам, но затем обдумал и совет господина Неру, а также уверение, которое Чжоу Энь-лай дал мне и моим братьям. Я сказал маршалу, что решил возвращаться, доверившись обещаниям, которые были даны мне и моим братьям, и надеясь, что они будут исполнены.
Перед тем, как оставить Дели, я последний раз встретился с Неру и хочу привести его собственное мнение о встречах с Чжоу Энь-лаем и со мной. Он представил его в нижней палате индийского парламента в 1959 году:
"Когда премьер Чжоу Энь-лай приезжал сюда 2 или 3 года назад, он был достаточно любезен, чтобы подробно обсудить со мной проблемы Тибета. У нас был искренний и достаточно содержательный разговор. Он сказал мне, что, хотя Тибет и был на протяжении долгого времени частью китайского государства, они не рассматривают Тибет как провинцию Китая. Народ там отличается от народа Китая, так же как отличается и население других автономных районов китайского государства, хотя они и составляют часть этого государства. Поэтому они рассматривают Тибет в качестве автономного района, который сохранит свою автономию. Далее он сообщил мне, что было бы абсурдным думать, что Китай собирается силой ввести коммунизм в Тибете. Коммунизм не может быть введен таким образом в очень отсталой стране, и они не будут делать это, даже если и хотели бы ускорить реформы. Даже и те реформы, которые они предполагают провести, они собираются отложить на длительное время".
Говоря же о встрече со мной, г-н Неру сказал:
"Примерно в это же время здесь был и Далай-лама, и у меня были с ним длительные беседы. Я сообщил ему о дружественном подходе премьера Чжоу Энь-лая и о его уверениях, что он будет уважать автономию Тибета. Я предложил ему принять эти уверения с верой и сотрудничать в сохранении автономии и введении некоторых реформ в Тибете. Далай-лама согласился, что, хотя его страна, по его мнению, и достаточно развита духовно, социально и экономически она была отсталой и реформы необходимы".
Я помню, что во время нашей последней встречи сказал г-ну Неру, что решил возвращаться в Тибет по двум причинам: во-первых, потому что он посоветовал мне сделать это, и, во-вторых, потому что Чжоу Энь-лай дал определенные обещания мне и моим братьям. Личность господина Неру произвела на меня большое впечатление. Хотя он и принял дело Махатмы Ганди, я не заметил в нем какого-либо признака религиозного рвения, но увидел в нем блестящего государственного деятеля, мастерски владеющего международной политикой, глубоко любящего свою страну и верящего в свой народ. Он был тверд в своих поисках мира ради их блага и прогресса.
Я также помню, что в той беседе мы говорили о моем желании посетить Калимпонг. Господин Неру знал, что Чжоу Энь-лай не советовал мне делать это, и был склонен согласиться, что публика там могла создать беспорядки и попытаться убедить меня не возвращаться в Тибет. "Но Индия свободная страна, - сказал он, - и никто не может остановить людей в Калимпонге от выражения своего мнения". И он добавил, что, если я действительно хочу туда отправиться, его правительство организует все необходимое и позаботится обо мне. Я решил, что должен побывать там, несмотря на совет Чжоу Энь-лая.
Это была не совсем политическая проблема. У меня была духовная обязанность посетить моих соотечественников, и здесь, конечно, Чжоу Энь-лай не мог давать мне указания. Итак, я отправился в Калимпонг и встретился не только с тибетцами, которые там жили, но также и с депутацией, которая была послана моим правительством в Лхасе для сопровождения меня домой.
