Людмила Кунецкая - Крупская
В разгар работы вдруг выяснилось, что за делегатами установлена полицейская слежка. Направили Кольцова к Вандервельде, тот заявил, что русское правительство предупредило бельгийское о собрании в Брюсселе русских анархистов и просило выслать их на родину, так что лучше делегатам поскорее выбраться из Бельгии. Решено было переехать в Лондон.
Маленькими группами, через разные порты уезжали из Бельгии. Владимир Ильич и Надежда Константиновна ехали с Бауманом и Лядовым. Всю дорогу говорили, конечно, об обстановке на съезде. Владимир Ильич уже изучил делегатов и в своих характеристиках был точен, только в некоторых делегатах он не угадал будущих меньшевиков.
В Лондоне все отправились к Алексееву, адрес которого был дан делегатам. Надежда Константиновна привычно стала хлопотать, чтобы накормить приезжающих, Владимир Ильич сам устраивал их по разным гостиницам.
Работа съезда в целях конспирации происходила в разных местах. Крупская вместе с Лениным помогала тем товарищам, кто не знал иностранных языков.
Во время заседаний бушевали страсти. Ленину приходилось все чаще председательствовать, так как Плеханов нервничал, ввязывался в споры по пустякам, острил все злее и беспощаднее, дразнил противника.
Приближался последний бой — выборы ЦК и ЦО. Ленин настаивал, что в ЦО должна быть выбрана действенная рабочая тройка. Перед последним голосованием Ульяновы не спали всю ночь. Ленин колебался, может быть, не входить в состав редакции. Ведь все равно работать будет невозможно. Крупская поддерживала его.
"Видно, раскола не избежать, а долго ли Плеханов будет союзником?"
Утром у дверей помещения, где заседал съезд, Ленина ожидала группа сторонников, они горячо убеждали Владимира Ильича остаться в "Искре". При выборе в центральные органы сторонники Ленина получили большинство, они и составили ядро партии нового типа. Мартов от участия в работе редакции сразу отказался. Раскол стал фактом.
Недостойные методы полемики, закулисные интриги особенно тяжело действовали на делегатов-рабочих. Их было трое — А.В. Шотман, А.М. Стопани и Степанов.
Еще в Женеве, в период подготовки к съезду, они определили свои позиции — с Лениным, с пролетарской партией. В личных беседах с Плехановым, Мартовым, Дейчем они еще не улавливали всей глубины разногласий. Александр Васильевич Шотман, ему было тогда всего 23 года, вспоминал, что особенно поразило его двуличие одного из будущих меньшевиков (Шотман не называет его фамилии). Человек, говоривший в Женеве одно, на съезде так же "убедительно" стал говорить прямо противоположное, с пеной у рта выступая против Ленина. "Я не мог тогда, — пишет Александр Васильевич, — победить в полемике, решил действовать по-своему, по-рабочему…"
Съезд кончался, звучали последние речи… Надежда Константиновна уже складывала свои записи. Вдруг к ней подошел Степанов и прошептал на ухо: "Скорее, Надежда Константиновна, скорее, иначе худо будет. Берг сейчас изобьет ММ". — "Как изобьет? — изумилась Крупская. — А вы-то что же?" — "Мы его уговаривали, ничего слышать не хочет, а вы его знаете, он из этого дохляка котлету сделает". Надежда Константиновна вышла в коридор. Шотман стоял у дверей — красивый, широкоплечий, глаза блестят. Про себя она машинально отметила — очки снял, действительно, драться собирается. Подошла к нему: "Это правда?" — "Правда", — твердо ответил он. "Да вы что? Разве это по-партийному, по-товарищески?!" — "А он мне не товарищ, и в партии одной мы вряд ли будем. Я ему покажу". Что делать? Надежда Константиновна вернулась в зал и подошла к Владимиру Ильичу. Тихонько рассказала ситуацию. Усталое лицо Ленина вспыхнуло на секунду улыбкой, но уже в следующую минуту стало серьезным. Он поспешил в коридор, Александр Васильевич пишет: "Через несколько минут заседание кончилось. Один из первых вышел Владимир Ильич, подошел ко мне и, щуря свой левый глаз, дружески улыбаясь и покачивая головой, шутливо произнес:
— Ай-ай-ай! Что это, товарищ Берг, вы задумали?'
Затем взял меня под руку и повел к выходу. Погода была отвратительная, обычная в Лондоне осенью: шел мелкий дождь, туман, хотя и не очень густой, едва позволял видеть другую сторону улицы.
Продолжая держать меня под руку, Владимир Ильич новел меня по этим мокрым улицам и как-то по-отечески журил меня сначала за мое намерение пустить в ход кулаки и объяснял, что только идиоты полемизируют кулаками. После этого он стал мне подробно рассказывать о наших партийных делах, внутрипартийных разногласиях, в чем их суть, и затем откровенно поведал мне, как трудно ему было работать в редакция "Искра", где сидело шесть редакторов и почти по поводу каждой статьи у них были разногласия…
Разговаривая (вернее, разговаривал один Владимир Ильич, а я только изредка задавал вопросы) таким образом, мы прогуляли по лондонским улицам около часа. Само собой разумеется, после этой беседы весь мой воинственный пыл остыл".
Перед отъездом из Лондона большевистская фракция поехала на Хайгетское кладбище, на могилу Маркса. Для Владимира Ильича и Надежды Константиновны этот путь был привычным, они бывали здесь много раз, когда жили в Лондоне. Владимир Ильич нарочно посоветовал товарищам спросить у сторожей дорогу, но те ответили, что знают, где похоронены известные люди, могилы которых часто посещаются. Делегаты исторического съезда в торжественном молчании стояли вокруг старой мраморной плиты, под которой был похоронен Карл Маркс, его жена Женни Маркс, маленький внук и верный, неизменный друг семьи Елена Демут.
И вот съезд, который фактически был учредительным, окончен. Он показал, что в русском социал-демократическом движении налицо два течения — марксистское, возглавляемое Лениным, и оппортунистическое, главным оплотом которого на съезде был Мартов.
Многие делегаты-большевики снова уехали в Россию, и среди заграничной публики меньшевики получили численный перевес, они задумали дать бой ленинцам на съезде заграничной Лиги русских революционных социал-демократов. Мартовцы решили противопоставить лигу центральным органам партии и передать ей функции издателя партийной литературы. Началась обработка всех членов лиги. О.А. Пятницкий вспоминал, как Блюменфельд, когда-то набиравший первые номера "Искры", а потом бывший ее агентом, долго убеждал его в том, что лига должна контролировать работу центральных органов партии.
Ленин и Крупская возвратились в Женеву. Сюда стали приезжать представители заграничных и русских организаций. Стремясь определить собственную позицию, они слушали и Ленина, и Плеханова, и Мартова, и Троцкого. Приняв платформу большевистской или меньшевистской группы, включались в борьбу. Иногда дело доходило до курьезов. К Ульяновым зашел член Киевского комитета, он пожелал побеседовать не с Владимиром Ильичей, а с Надеждой Константиновной. "Скажите, — атаковал он ее, — какие изменения в технике привели к расколу на съезде?" Надежда Константиновна решила, что ошиблась. "Как вы связываете технику с теоретическими разногласиями?" — "А разве вы не признаете положения Маркса о соотношении базиса и надстройки?" Надежда Константиновна опешила, а потом устало махнула рукой. "Не думаю, что подходит здесь марксово положение". Киевлянин, недоумевая, ушел.
