Владимир Кравченко - Через три океана
11 мая. В 5 ч 30 мин утра, изменив курс, придержались в тумане к группе Седельных островов, милях в тридцати от Шанхая.
На судне идут последние приготовления: во многих местах устраиваются траверзы - защита от осколков из сетей минного заграждения с рядом коек или из стального и пенькового троса. Я настоял, чтобы и мне на боковых перевязочных пунктах поставили парочку траверзов. Впоследствии одному из них, а именно правому, я был обязан спасением своей жизни. В анкерки и лагуны наливается свежая питьевая вода. Расставляются бочки с забортной водой, запасные пожарные шланги, ведра с песком для тушения пожаров. Дерева у нас на судне еще много; всего не выбросишь. С верхней палубы разгребается и убирается уголь, который расходуется с таким расчетом, чтобы к Цусиме у нас были полные угольные ямы и запасы в офицерской кают-компании и еще кое-где в небольшом количестве, лишь для защиты. Палубы должны быть все освобождены от угля.
Боевые перевязочные пункты остались на прежнем месте в батарейной палубе, в передней части судна, под командным мостиком и рубкой, в той части судна, в которую больше всего целят японцы и, как я после на опыте узнал, не только целят, но и попадают. Но более удобного места в смысле подачи раненых, снабжения водой и т.п. отыскать было нельзя. Спуститься палубой ниже совсем не представлялось возможным.
В 8 ч 30 мин вечера транспорты "Ярославль", "Воронеж", "Владимир", "Метеор" были отпущены, а с ними ушли и крейсера "Днепр" и "Рион".[49] Как мы догадывались, назначение наших легких крейсеров было находиться в тылу эскадры, прерывать сообщение с Японией, ловить контрабанду. Я читал список названий контрабандных судов. Чего на них только нет: есть даже особый специально заказанный в Америке кран для подъема затонувших судов в Артуре. Ход у наших крейсеров хороший, угля хватит надолго.
"Урал" остался с нами "для более почетного назначения", как будто бы выразился Рожественский. На нем очень сильный беспроволочный телеграф. Эскадра наша будет состоять из 38 вымпелов; небоевые суда "Урал", "Алмаз" и четыре транспорта: "Корея", "Иртыш", "Камчатка" и "Анадырь", к сожалению, идут с нами.[50] Но лучше не подсчитывать наших сил. Это наводит на очень и очень грустные мысли. Все эти молодые силы, эти миллионы осуждены на гибель. Не сегодня, так завтра.[51] Мы уже рассчитали: бой будет четырнадцатого в субботу. Рожественский, как старый моряк, не захочет драться в пятницу, да еще тринадцатого числа. С этим суеверием, ведь, тоже принято считаться. Не знаю, как мы будем вести себя в бою, но думаю, что хорошо. Аврорцы уже выдержали одно огненное крещение (в Гулле).
Бедные мои соплаватели начинают идти на уступки: кто раньше соглашался, "ну так и быть", пожертвовать в бою одним-двумя пальцами левой руки, тот теперь рад потерять всю руку или ногу, лишь бы только выйти живым. Один спрашивает меня: "А можно ли две искусственных ноги приделать?" Тем не менее, большинство ходит прямо с праздничными лицами, именинниками, не будучи в состоянии удержать радостной улыбки на лице. Завтра бой, а там, скоро после нашего долгого странствования, Владивосток, письма, газеты, новости - Бог мой! Да, надо много пережить, чтобы дойти до того, чтобы радоваться при таких обстоятельствах. Мичман Т., у которого во Владивостоке живут отец, брат, сестры, масса знакомых, обещает нам самое широкое гостеприимство.
12 мая. В девять часов утра взят курс NO 70°, ведущий в восточный Корейский пролив (иначе пролив Крузенштерна). С утра очень пасмурно, мгла, моросит дождь, холодно. Раздувшийся за ночь SO срывает с гребней волн серую водяную пыль и несет ее понизу. Совсем, родная Балтика. Силуэты судов пропадают в тумане. Жалко глядеть на броненосцы береговой обороны (3-й эскадры): они зарываются носом по самые башни, и с последних каскадами хлещет вода. Увидев на миноносце "Бодром", идущем по траверзу "Авроры", команду в белом, я сделал семафор: "Беспокоюсь о здоровье вашей команды". Против такой погодки, однако, никто ничего не имеет. Если она продолжится еще несколько дней, то мы пройдем во Владивосток незамеченными в 20 кабельтовых, под самым носом у японцев. К шести часам вечера стало тише. Горизонт прояснился, стена тумана осталась позади. К рассвету крейсерам приказано иметь пары на 15 узлов ходу. Что собирается сделать с нами завтра адмирал?
Глава XXXV.
Накануне Цусимы
13 мая. Сейчас мы находимся на траверзе острова Квельпарт, милях в 150 от Цусимы. Всю ночь ползли 5-узловым ходом; что-то не больно спешит наш адмирал.
Утром на "Авроре" было молебен. Часов в девять был поднят сигнал: "Эволюции". Эволюции? Под самым носом неприятеля? Не поздно ли? Действительно, командующий эскадрой не торопится. Создается впечатление, точно мы нарочно задерживаемся, стараемся оттянуть время. Ведь к Цусимскому проливу мы могли бы подойти двумя днями раньше, если бы не убили время на поворот к Шанхаю, не ползли бы черепашьим ходом, не занимались теперь, точно спохватившись, этими запоздалыми эволюциями. Наверное, адмирал это делает неспроста. Не ждет ли он выхода владивостокских крейсеров? Не хочет же он в самом деле подогнать наш бой непременно к 14 мая?! Судовые стратеги теряются в догадках.[52]
Я поднялся на мостик в самый разгар маневров: суда выстраивались во фронт, делали повороты на различное число румбов. В море дул свежий ветер от зюйд-веста. Выглянувшее солнышко было не в силах рассеять довольно густую мглу, вследствие чего очертания броненосцев по временам казались весьма неясными. Часов около десяти аврорские сигнальщики заметили в стороне, слева по траверзу, белый коммерческий пароход, расходившийся с нами [контр] курсом. В этой мгле не так-то легко было разглядеть его смутные контуры, а тем более определить национальность. Благодаря нашей черной окраске, мы, без сомнения, казались ему гораздо более видимыми. "Аврора" тотчас же просемафорила своему флагману на "Олег". Как после оказалось, этот пароход видели и другие суда. Никаких распоряжений, однако, насчет его задержания с "Суворова" не последовало, и эскадра продолжала мирно заниматься своими маневрами, к слову сказать, не очень-то удачными. В 12 ч, по окончании маневров, мы собрались в кают-компании за столом. Вошел командир:
- Господа, а пароход-то был японский разведчик. Вот и его депеши. Глядите!
Доска пошла по рукам... Всеми овладело радостное оживление: мы открыты, следовательно, сегодня ночью будут первые минные атаки, а завтра в проливе эскадренный бой. Без боя пролива нам не пройти.
Мне очень понравилось настроение аврорцев: радостное, спокойное настроение. Излишних иллюзий, правда, ни у кого не было, да и не могло быть, но не было и трусливых опасений. Зная нашу лихую молодежь, я ничего иного и не ожидал от нее. Так вот она, долгожданная развязка! Наконец-то![53]
