Александр Дейч - Генрих Гейне
Эта вынужденная умеренность корреспонденции Гейне нашла себе объяснение среди его многочисленных врагов слева и даже справа, когда после революции 1848 года стало известно, что поэт свыше десяти лет получал от французского правительства ежегодное содержание в размере 4.800 франков.
Как бы ни обстояло дело с получением субсидии из тайного фонда правительства, Гейне высказал не мало резкий суждений об Июльской монархии и ее главе, Луи-Филиппе.
Нельзя в этих корреспонденциях искать логической последовательности политического борца или представителя определенной партии.
Гейне ни в эту пору, ни впоследствии не мог быть партийным человеком. Всякое подчинение партийной программе никак не совмещалось с его резко индивидуалистическими наклонностями. Партийный дух кажется ему то «слепым и диким животным», то «плохо молящимся истине Прокрустом». Не будучи партийным, Гейне тем не менее всегда оставался горячим поборником свободы и врагом дворянства и финансовой аристократии.
Гейне собрал свои корреспонденции в отдельную книгу, названную «Французские дела». Это была его первая книга, написанная в Париже. Она отразила его впечатления от борьбы финансовой аристократии с обширной оппозицией, в которую входил и промышленный пролетариат и мелкая буржуазия. Он разоблачал приемы государственных воротил, он говорил с нескрываемым гневом об иезуитстве Луи-Филиппа, который все обещал и ничего не дал и который скрывал в своем неизменном зонтике скипетр абсолютизма, а под своей буржуазной шляпой - королевскую корону. Впрочем, суждения о Луи-Филиппе претерпевали различные колебания, и резкие нападки на короля сменялись осторожными похвалами «первому королю-гражданину», отнявшему трон у феодального дворянства.
Франция казалась Гейне «блестящим млечным путем великих человеческих сердец», особенно, когда он сравнивал ее с беззвездным небом Германии, - страны, где нет людей, где одни лакеи.
Особенно сочувственно говорил Гейне о французском народе, который дрался на июльских баррикадах и с которым поступили, как с камнями, вырванными из мостовой для баррикад: как камни снова вбивают в землю, чтобы стереть последние следы восстания, так и «народ снова втоптан на прежнее место и снова по нем ходят ногами».
Гейне взволнованно описывает восстание безвестных республиканцев, вспыхнувшее на похоронах лидера парламентской оппозиции генерала Ламарка в июне 1832 года.
Национальная гвардия была двинута против повстанцев, и после ожесточенных боев мятеж был подавлен. На улице Сен-Мартен текла не только горячая кровь республиканцев, но и слезы очевидца - немецкого поэта Генриха Гейне.
Это волнующее зрелище вызывало в нем мысль о том, что «когда снова ударят в набат и народ схватится за ружье, он уже будет биться для самого себя и потребует заслуженную награду».
Гейне приходит к убеждению, что много тысяч людей, которых мы совсем не знаем, готовы пожертвовать своей жизнью за священное дело человечества.
Книга Гейне о «Французских делах» вышла с резким предисловием, в котором автор указал, что «те, кто умеют читать, сами увидят, что наиболее крупных недостатков этой книги нельзя ставить ему в вину». Несмотря на сдержанность тона, в Германии книга произвела огромное впечатление на революционную молодежь. Реакционеры всех мастей обрушились на «опасного якобинца» Гейне. Перевод книги на французский язык принес ему врагов и в Париже. Гейне жалуется, что он находится в «лучшем обществе»: «ханжески католическая партия карлистов и прусские шпионы сидят у меня на шее».
Когда «Французские дела» вышли в Париже и в Германии, Гейне уже не был больше корреспондентом «Аугсбургской всеобщей газеты»: по настоянию Меттерниха, Котта прекратил печатание «дерзких и злобных, ядовитых и разнузданных» корреспонденции Гейне.
Враги слева, не меньше чем враги справа, причиняли огорчения Гейне. Почти с первого года его пребывания в Париже испортились отношения, и притом безнадежно, с вождем немецких эмигрантов Людвигом Берне.
3Людвиг Берне родился во Франкфурте-на-Майне, в еврейском квартале. Он знал весь ужас франкфуртского гетто, наложившего на него отпечаток филистерской ограниченности.
Берне начал свою литературную деятельность как театральный критик. Не даром отец Генриха Гейне, привезя Гарри в 1815 году во Франкфурт на ярмарку, показал сыну «доктора Берне, который пишет против комедиантов».
Берне было не по себе в родном городе, населенном мещанством и денежными воротилами, и он уехал в Париж, откуда в своих «Парижских письмах» громил эгоизм и скудоумие немецкого дворянства.
Трудно представить себе более противоположные натуры, чем Берне и Гейне. Идейный мир Берне был ограничен мелкобуржуазно-демократическими воззрениями. Его не интересовало ничто, кроме политики, философия не доходила до его сознания. Берне был только политиком, памфлетистом на злобу дня, писателем, ограниченным рамками десятилетия - между 1825 и 1835 годами.
Гейне был поэтом широкого, хоть и неустойчивого мировоззрения, в нем уживались противоречия столетия, он был не выдержан и неустойчив как поэт, и в его революционности было не мало романтики.
Настроения Гейне менялись под влиянием наблюдаемых событий, он переживал эволюцию, тогда как взгляды Берне были прямолинейно радикальны. Он верил в возможность создания единой надклассовой германской республики, построенной на принципах свободы, равенства и братства. Он противопоставлял понятие «народ» понятию «тиран», тогда как Гейне уже стал разбираться в том, что собирательное понятие «народ» - не правильно, так как оно объединяет классовое общество.
Берне был практиком революции, но революционное мышление было чуждо ему. Он не понимал значения гегелевской диалектики, он не воспринимал явления в их развитии.
В противоположность ему Гейне рано постиг сущность гегелевской философии, и это помогло ему видеть несравненно дальше, чем идеологам революционной буржуазии - немецким либералам тридцатых годов, которые выказывали себя врагами гегелевской философии.
Энгельс подчеркивает заслугу Гейне, заключающуюся в том, что он указал на революционную сущность гегелевской философии: «Однако то, чего не примечали ни правительство, ни либералы, видел уже в 1833 году, по крайней мере, один человек: правда, он Назывался Генрих Гейне».
В тридцатых годах в Париже собралось несколько десятков тысяч немецких рабочих, бежавших от тяжелого гнета мелких германских тиранов.
Там образовывались революционные общества, в роде «Общества гонимых или изгнанников» или «Союза справедливых».
