Кондратий Биркин - Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга II
Воздавая должное должному, царь Василий и с ним вся Москва со слезами умиления благословляли избавителя. Вступление его в столицу было совершенным подобием торжествам римских триумфаторов… Не ослепляемый почестями, Михаил не располагал долго оставаться в Москве, но обдумывал план нового похода к Калуге, где гнездился самозванец. Но как, по-видимому, ни были далеки мысли героя от престола царского, бояре-наушники беспрестанно предостерегали царя от властолюбивых замыслов его племянника. Димитрий Шуйский прямо донес на него, будто он в заговоре с народом хочет свергнуть царя, что все его действия на ратном поле имели характер безотчетного самовластия в прямой ущерб царскому сану… Василий, три раза усмирявший мятеж с опасностию жизни, на этот раз не решился уступить свое место на престоле человеку истинно достойному, спасителю отечества. Михаил был Василию Шуйскому еще опаснейшим соперником, нежели царевич Димитрий Годунову… Гибель Скопина-Шуйского была решена.
Смерть явилась к герою не в виде подкупленного убийцы с ножом или пистолетом в руках… нет! Яд, которым отравили Михаила на пышном пиршестве в доме Димитрия Шуйского (23 апреля 1610 года), был поднесен несчастному юноше супругою хозяина Катериною Грирорьевною, дочерью палача Малюты Скуратова. С приветливой улыбкой и ласковым словом тетка поднесла племяннику золотую чашу вина… Михаил выпил и был принесен домой замертво, истекая кровью, безостановочно лившейся из носу.[5] К ночи героя не стало!.. С собою в гроб он унес счастие России, мелькнувшее было мимолетным лучом и снова затлевшееся в дыму пожаров, клубах порохового дыма и кровавого пара на полях сражений. Вся Россия, благословляя память Михаила, проклинала его убийц, невзирая на оправдания, впрочем, не выдерживавшие и слабейших опровержений.
Если Василий Шуйский, отстаивая свои царские права, ссылался на святое миро, которым был помазан, то уже не мог прибегнуть даже к этой защите после смерти племянника: яд, которым был отравлен Михаил, сгладил с чела его дяди следы священного миропомазания.
За исключением Зарайска, в котором воеводою был князь Димитрий Михайлович Пожарский, вся Рязанская область под предводительством Прокопия Ляпунова отложилась от Шуйского. Друг покойного Скопина, привязанность к которому доходила у него до обожания, Ляпунов клялся мстить злодеям, не умевшим ценить героя и дерзнувшим пожертвовать им своему честолюбию. Польский гетман Жолкевский обратил под Клушиным в бегство царские войска (24 июня), предводимые Делагарди и Димитрием Шуйским. Эта победа отдала в руки полякам Царево-Займище, Можайск и другие города Московской области, которые и признали государем своим царевича Владислава… Ляпунов и Голицын овладели Москвою; самозванец — Калугою. Ляпунов, обладая столицею, внушал жителям не признавать ни королевича Владислава, ни самозванца, ни Василия Шуйского. Бояре и выборные от народа единомышленники Прокопия Ляпунова постановили: 1) бить челом Василию, чтобы он, оставив царский престол, удовольствовался уделом в Нижнем Новгороде; 2) никогда ни ему, ни жене его, ни сродникам не возвращать престола; 3) всей России от мала до велика целовать крест, принося присягу на верность церкви и престолу и истреблять ляхов и гнать самозванца; 4) до избрания нового царя делами государственными править думе боярской с князем Мстиславским; 5) никому из Шуйских в думе не присутствовать; 6) всем позабыть личную вражду и единодушно служить церкви и отечеству.
С объявлением такового приговора народной думы отправили во дворец к Василию Захария Ляпунова и Ивана Воротынского со многими спутниками.
— Василий Иванович! — сказал брат Ляпунова царю. — Ты не умел царствовать: отдай же венец и скипетр!
— Как ты смеешь! — воскликнул Василий, хватаясь за нож.
Ляпунов, будучи двумя головами выше его ростом, замахнулся на него своей богатырской рукой… Прочие спутники, не допуская дерзкого до насилия, начали уговаривать Шуйского уступить воле народной. Царь упорствовал, и тогда вместе с супругою был под стражею отведен из дворца в свой старый дом… Тщетно патриарх Гермоген заклинал мятежников быть верными присяге: люди русские так же мало внимали тогда увещаниям святителя, как и голосу собственной совести.
На следующий день (18 июля 1610 года) Василий Шуйский и супруга его были насильно пострижены. Обеты монашества за безмолвного царя произносил князь Туренин. Шуйского заточили в Чудовский монастырь; супругу его в Ивановский девичий. Пострижение державной четы было прологом кровавой двухлетней трагедии, разыгрывавшейся в России под именем междуцарствия.
Выданный гетману Жолкевскому, Василий Шуйский был отвезен в Польшу и представлен королю Сигизмунду. Царедворцы требовали от пленника, чтобы он поклонился их государю.
— Царь московский, — величественно отвечал Шуйский, — не кланяется польским королям. Судьбами Божиими я ваш пленник, но взят не вашими руками, а выдан вам своими же изменниками.
Это была единственная минута в жизни Василия, в которую он был истинно велик. Лишенный царского венца, он этим ответом заслужил венок героя. Он умер 12 сентября 1612 года в Варшаве, где и был похоронен. Чрез двадцать три года по повелению царя Михаила Феодоровича Романова тело Шуйского было перевезено в Москву и предано земле в Архангельском соборе.
СИГИЗМУНДII АВГУСТ, КОРОЛЬ ПОЛЬСКИЙ
ВАРВАРА РАДЗИВИЛЛ
(1548–1572)
Сын короля Сигизмунда I и супруги его Боны Сфорца, Сигизмунд II родился 1 августа 1520 года. По обычаю того времени, в минуту рождения младенца придворным астрологам повелено было составить его гороскоп, и, по толкованиям их, сочетание звезд и планет, под которыми родился королевич, было самое благоприятное. Зловещий Сатурн не воспрепятствовал сочетанию Марса и Юпитера с Венерою, ярко сиявших в созвездии Девы. «Младенец будет мудр, могуч, славен, — объявили звездословы, — будет мудр, как Соломон, но и женолюбив не менее Соломона!» Последнее предсказание, как доказала жизнь Сигизмунда, было не совсем лишено основания. По совету тех же астрологов к имени королевича присоединено было и прозвище Августа, не за будущие его подвиги, а просто в память рождения его в августе месяце.
Телосложение и наружность королевича обещали в нем здорового и сильного красавца; умственные способности хотя и не выходили из разряда посредственности, зато в сердце его с самого нежнейшего детства обнаруживались зачатки страстности и доброты, приличествующих более женщине, нежели мужчине, особенно правителю государством. Есть гермафродизм физический, есть и моральный, и, к несчастию, подобное уродство характера явление далеко не редкостное. Этот недостаток, сносный в человеке обыкновенном, можно назвать пороком в государе. Подобно хирургу, правитель царства должен обладать известным запасом жесткости в характере, так как чувствительность и мягкосердие не всегда уместны в делах правления. Слишком чувствительный и мягкосердый хирург, сам лишающийся чувств в минуту операции, при всей своей жалостливости принесет больному вред вместо пользы… То же самое и монарх, чересчур послушный голосу сердца: есть правительственные меры, которые для государственного тела то же самое, что хирургические операции для человеческого организма. Наш великий Петр — образец государя-хирурга; недаром же он и сам, готовясь подписать смертный приговор сыну, сравнивал его с «гангренозным членом, который следует отсечь, дабы спасти от заражения здоровые части тела». Далеко не таков был Сигизмунд, нежный от природы и еще, к вящему смягчению своего женственного характера, взращенный матерью, пылкой итальянкой, любившей и баловавшей его до безумия. Детство королевича протекло в кругу женщин, от которых он усвоил все вредные качества, будущему монарху почти пагубные. Семи или восьми лет Сигизмунд уже влюблялся в фрейлин своей матери; смеясь и шутя, последние невинными ласками волновали мальчика, сердце которого под знойными лучами страстей созревало преждевременно в ущерб рассудку. Мечтательность заменяла ему холодное размышление; область фантазии, населенная очаровательными призраками, отвлекала от действительности; восторженность уносила от земли на небеса…
