Семен Борисов - Фрунзе
Когда один из командиров предупредил его об опасности, Фрунзе спросил:
— А вы очень боитесь?
Тот смутился. Фрунзе рассмеялся и сказал:
— Волков бояться — в лес не ходить.
Для борьбы с басмачами Фрунзе широко использовал национальные формирования. Но на первом этапе борьбы местные национальные части были не всегда на высоте поставленных перед ними задач. В их рядах вели разлагающую работу курбаши — местные главари, не порвавшие связей с басмачеством. Разлагающая работа этих курбашей привела к падению дисциплины в Узбекском полку.
На совещании с командирами Михаил Васильевич указал, какие меры нужно принять для оздоровления Узбекского полка.
— Мы должны изолировать больную часть полка от здоровой, провести проверку состава полка. Очистив таким образом полк, в своей основе по социальному составу здоровый, дисциплинировать его и дать ему хорошую военную и в особенности политическую выучку.
Командиру Узбекского полка Ахунжану было приказано выступить в ташкентский лагерь для переформирования.
Ахунжан, бывший раньше главарем басмаческого отряда, приказа не выполнил. Грубое нарушение дисциплины он пытался об’яснить такими мотивами:
— Наши семьи останутся беззащитными. Я не хочу ехать из Андижана. Мои аскеры (солдаты) из Андижана, я сам из Андижана. Полк остается здесь...
В подобных случаях Фрунзе не останавливался перед крутыми мерами, Это был уже второй случай,
В первый раз, когда одна из частей вздумала обсуждать боевой приказ, Фрунзе приказал предать виновных суду полевого трибунала.
— А в случае необходимости, — приказал тогда Фрунзе, — расстреливать на месте без суда. Сорная трава должна быть вырвана из Красной армии с корнем...
Сейчас от такой сорной травы нужно было очистить Узбекский полк.
Фрунзе сказал Куйбышеву:
— Положение, Валериан Владимирович, в Фергане создается серьезное... Кому-нибудь из нас нужно быть на месте и принять меры. Мы должны неуклонно проводить свою линию.
Обсудив, решили, что временно в Фергане останется Михаил Васильевич.
— Завтра я приму меры к оздоровлению Узбекского полка. Полк надо очистить от басмачей и сменить командование.
— Пройдет ли это гладко?
— Думаю, что да.
И потом добавил:
— Возможно, что прольется кровь...
Михаил Васильевич вызвал командира бригады. Тот явился только что от парикмахера — на гладко выбритых, отливавших синевой щеках чуть белела пудра. Михаил Васильевич пристально посмотрел на командира и спросил:
— Зачем вы бороду бреете?
Командир опешил и невольно потрогал пальцем свой блестящий подбородок.
— Жаль, — продолжал Фрунзе, — командующему национальной части борода прямо-таки необходима...
Шутит командующий или говорит серьезно?
— Зачем, товарищ командующий?..
Фрунзе пояснил:
— Мусульмане считают бороду признаком умудренности человека. К человеку с бородой больше уважения и доверия. Приказа растить бороды я не отдам, но командиры национальных частей должны считаться и с такими как будто мелочами.
Командиру бригады припомнился случай, когда командиры тюркских полков назвали его мальчишкой, хотя он давно уже вышел из этого возраста. «Он без бороды», с гневом говорили они...
Командир бригады рассказал об этом Фрунзе.
— Вот видите, я прав, — рассмеялся Михаил Васильевич, — только не сочтите это за приказ растить бороду.
Затем Фрунзе распорядился:
— Прикажите Ахунжану и его командирам явиться на совещание, полк вывести на площадь, запретить брать патроны. Одновременно вывести Татарскую бригаду. На всех выходах из города выставить заставы. Рота курсантов-ленинцев будет находиться при мне.
Ахунжан явился в сопровождении четырнадцати вооруженных курбашей. Курбаши вошли, враждебно озираясь и держась за рукоятки маузеров.
Фрунзе и сотрудники штаба сидели по одну сторону стола, Ахунжан и курбаши сели по другую.
Глядя в упор на Ахунжана, Михаил Васильевич твердо заявил:
— Ахунжан, Реввоенсовет фронта постановил, чтобы твой полк вышел в Ташкент.
Ахунжан молчал. Глаза его были полны злобы.
— Почему ты отказался выполнить приказ Реввоенсовета? — спросил его Фрунзе.
Ахунжан опустил голову и угрюмо ответил:
— Я не поеду отсюда... Наши семьи останутся без защиты, наши дома и имущество — без охраны.
— У нас здесь есть части Татарской бригады, которые обеспечат безопасность Андижана.
— Я не хочу, мои командиры и аскеры тоже не хотят уходить из Андижана. Это наш город, мы здесь живем...
— Части Красной армии, Ахунжан, — спокойно прервал его Фрунзе, — защищают интересы всех трудящихся, а не только свой город, свой кишлак, свои семьи. Если ты служишь в Красной армии, ты должен быть готовым итти туда, куда тебя пошлют. А если ты отказываешься, значит, шкурные интересы тебе дороже общих. Представь себе, Ахунжан, что на Андижан напали басмачи и ты не можешь справиться с ними, — тебе нужна помощь. Я даю приказ Иргашу выйти тебе на помощь, а Иргаш отвечает: «Я из Намангана. Никуда не пойду. Наманган мой город, и мне ни до чего нет дела, кроме моего города и моей семьи». Знаешь, Ахунжан, что было бы? Враги разбили бы все наши части поодиночке. Если ты служишь в Красной армии, ты должен выполнять приказы командования и верить, что командование лучше тебя знает, что нужно делать.
Злобные взгляды курбашей, их руки, лежавшие на кобурах револьверов, усиливали нервное напряжение участников этого необычайного совещания.
С улицы доносились выстрелы...
Курбаши вопросительно смотрели на Ахунжана и после каждого выстрела беспокойно ерзали на своих местах. В зал то и дело входили красноармейцы с пакетами и вручали их сотруднику Фрунзе. Отдав пакет, красноармейцы оставались в зале, около стены.
Выстрелы на улице то затихали, то вновь грохотали. Несколько раз курбаши порывались вскочить.
Ахунжан, выслушав Фрунзе, подался вперед й, упираясь руками в край стола, хрипло закричал:
— Зачем тебе нужно, чтобы полк шел в Ташкент? Что я скажу аскерам и командирам? Мы не верим вашему приказу. У нас говорят: русские распоряжаются нами, чтобы потом без нас грабить наши семьи...
— Неверно, грабят басмачи, а не красноармейцы, — резко оборвал его возмущенный Фрунзе.
Ахунжан пытался продолжать.
— Довольно, — остановил его Фрунзе. — В твоем полку есть много старых басмачей. Они разбойничают в кишлаках, а потом дехкане мне говорят, что красноармейцы такие же басмачи. Сделал ли ты что-нибудь, Ахунжан, чтобы очистить полк от бандитов?
И, не допуская дальнейших возражений, Фрунзе продолжал тоном приказа:
